|
Это были мои собственные мысли, вовсе не связанные именно с этой историей. Все нереальные случаи, с которыми я ни разу в жизни не сталкивался в мирное время и которые так часто замечал во время войны, сами наталкивали на мысль, что из-за войны ОНИ потеряли осторожность в надежде на обычный в военное время пониженный тонус человеческой восприимчивости на многое, что не касается его самого. На жарких студенческих дискуссиях в Лос-Анжелесском университете я всегда отстаивал свою теорию — мы полностью лишены свободы действий. Как планирующая бомба, сброшенная с самолёта, не можем пройти мимо цели, подчиняясь заранее запрограммированному пути “самолёт — цель”, так и мы идём по тому пути, который запрограммирован в нашем мозгу. И не можем свернуть в сторону. Мы направили всю силу своего, не такого уж мощного, разума на уничтожение. Не было поколения, которое, как и моё, не натягивало бы военной формы и не отправлялось убивать себе подобных. Разве это логично, разве, если бы человек мог поступать так, как он хочет, он стал бы проводить большую часть жизни в окопах и испытывать удовольствие, таская на спине плиту от батальонного миномёта. Но попробуйте изъять из истории войны — и ничего от истории не останется. Исчезнут герои и полководцы, растают как дым 90 % литературы, искусства, музыки, в той или иной форме воспевающие войну. Исчезнут промышленные предприятия, дающие возможность жить миллионам людей, чтобы убить другие миллионы. Исчезнут традиции, так бережно охраняемые во всех странах. Как это начиналось: “Баллада о Ролланде”, “История короля Артура” и до “Наши парни по Белигу Вуд”, “Капитан Флеминг на горящем самолёте врезается в неприятельский крейсер”, какой-то русский солдат, я читал в газете, закрыл своей грудью амбразуру нацистского пулемёта и стал национальным героем. Что остается без войны? Только любовь, но и она связана с войной, так же тесно, как и с моей теорией. “Я буду с тобой под военной грозой в сыром полумраке траншей”. На кого смотрят женщины полным восторга взором? На увешанных орденами, на возвращающихся с триумфом домой солдат, взахлёб рассказывающих о своих подвигах. Они бросались на шею римских легионеров и наших солдат — всю историю человечества. Разве не отвернётся любимая от труса, дезертира и кого-нибудь в этом роде? Всё идёт по заранее спланированной программе. Рождение детей — это ведь тоже нелогичность, это не даёт ничего, кроме дополнительных расходов и хлопот. Продолжение рода? Да пропади оно пропадом! Но есть программа — влечение к женщине. И здоровому мужчине от этого никуда не деться. А материнский инстинкт у женщин? Ещё одна программа. И от неё тоже никуда не деться. Каждый семиклассник знает, как отличить девственницу от много повидавшей женщины. Этой дурацкой плевы нет ни у кого, кроме человека. Она не играет никакой роли в организме женщины, не приносит ей ничего, кроме неприятностей — это контроль, прототип обычной пломбы, болтающейся на дверях продовольственного склада и цель у них одна — когда придёт тот, кто имеет право сорвать пломбу, чтобы он знал, был ли тут кто-нибудь до него или нет. Но кто развесил все эти пломбы? Природа, как объясняют материалисты. Но, будь я проклят, если поверю, что природа способна на подобные шуточки. Природа гармонична, а гармония — сестра логики. Господь Бог? Но что понимать под этим словом? Религия пришла к нам из древности, когда люди ещё ни черта не соображали. Может быть, в те годы ОНИ (но кто ОНИ?) совершенно ни с чем не считались, отлаживая запущенный механизм, и тем самым породили то, что называют религией. — 148 —
|