Целеустремленность и чувство вписанности в мир – совместимы ли они?Потенциал нашей личности часто богаче, чем кажется другим и даже нам самим. Одну молодую женщину я знал с ранней ее юности и видел, как формировалась ее личность. По особенностям поведения она соответствовала тому, что в психологии называют «ориентированная на действие». Она постоянно ставила перед собой новые цели, преодолевала препятствия на пути к их достижению, по собственной инициативе строила отношения с людьми и старалась им помочь, воспринимая их задачи и проблемы как собственные. Она была как постоянно летящая стрела, нацеленная на избранную цель и менявшая ее после каждого удачного попадания. Казалось, что она не позволяла себе расслабляться. Все события жизни, все проблемы воспринимались ею как вызов, требующий активного преодоления, и было видно, что сам процесс преодоления доставлял ей удовольствие, может быть самое большое. Я думал, что с этим же настроем на постоянную активность была связана ее страсть к путешествиям в далекие экзотические края: в страны Юго‑Восточной Азии, в Индию и Непал, В Южную Америку. Она охотно говорила со мной о многих событиях и проблемах ее повседневной жизни. В процессе этих бесед она очень живо реагировала на реальные и воображаемые препятствия на пути к достижению цели, как это вообще свойственно людям, ориентированным на действие и на изменение мира в желаемом направлении. Но к моему удивлению она редко и мало говорила о своих впечатлениях от путешествий, к которым так стремилась. Однажды, впрочем, она показала мне фотографии, сделанные в этих поездках. И я вдруг увидел совершенно другого человека: расслабленного, довольного жизнью, никуда не рвущегося, задумчивого. На одной фотографии она сидела за столом в какой‑то комнате, почти лишенной мебели, за окном открывался широкий простор, было видно, что дом стоит на горе. Она спокойно смотрела куда‑то вдаль, как бы погруженная в свои внутренние переживания и внешние впечатления, не связанные с каким‑либо актуальным предстоящим действием. На другой фотографии была сцена, которой я в первый момент даже испугался: она сидела на корточках в окружении лежащих тигрят и спокойно и нежно гладила одного из них. В ее взоре на всех этих фотографиях была не очень ей свойственная, как мне казалось, внутренняя спокойная радость жизни, просто от самой жизни, от данного момента. И мне показалось, что в этих поездках открывается какая‑то новая сторона ее личности, во всяком случае, новая для меня, не проявлявшаяся в повседневной жизни, заполненной постоянным стремлением вперед, к достижению меняющихся целей. Может быть, подумал я, она и сама не знает об этой своей потребности в спокойствии и гармонии, в ощущении слитности с миром, и такие состояния уравновешивают ее постоянную целеустремленность и потребность в достижении и преодолении. А в окружении этих волшебных пейзажей она входит в состояние медитации, которое ей самой кажется странным и ей не свойственным, вот она и не говорит о нем, да это состояние и не требует обсуждения. — 69 —
|