|
Словом, выход был действительно один — отправиться за лошадиными костями под покровом тьмы. Верно, и это не гарантировало от нежелательных встреч на улице и за селом, но всё же снижало их вероятность. Чтобы не вызывать лишних подозрений у наших приятелей и не выслушивать назойливых расспросов о задуманном предприятии, мы договорились с Гришкой встретиться за деревней, у поскотинных ворот, до которых каждый добирается поодиночке. И вот, едва стемнело, я наскоро похватал толчёной картовницы с хлебом и солониной, надёрнул тёплую отцовскую фуфайку и, сказав матери, что сбегаю, мол, на Шолохову катушку, отправился совсем в другую сторону, “на охоту”. Вечер был тихим и довольно морозным. На небе сиял молодой месяц, но свету он давал ещё слишком мало, чтобы рассеять густеющую темноту. Снег был сухим, жёстким и звучно скрипел под валенками. Для пущей конспирации я пошёл не улицей, а огородами, держась собачьих троп и волоча за собой санки на длинном поводке; потом нырнул в знакомую дыру в жидком тыне, примыкавшем к бревенчатому заплоту пятой бригады, и наконец выбрался на дорогу, которая вела к нязьмам, к зерносушилке, называемой у нас мангазиной, и к тем поскотинным воротам, где назначалась встреча с компаньоном. Дорога была безлюдной. Только у мангазины попался навстречу мельник Андрей Мясников, возвращавшийся с мельницы, но он ничего не сказал, а лишь молча кивнул мне, словно бы с пониманием и одобрением нашей затеи, и пошёл дальше в своей белой от мучной пыли тужурке. У раскрытых ворот поскотины никого не было. А тьма между тем всё сгущалась, и мороз становился всё забористей. Слабый свет от ломтя луны принимал какой-то молочно-бледный оттенок, отчего сплошные снега, лежавшие за поскотиной, казались погружёнными в туман, а лес перед ними — слишком мрачным, особенно — высокий гребень кладбищенских берёз, угрюмо выделявшийся в глубине. Мне стало жутковато, и я уже втайне пожалел, что так легко согласился на ночной поход за этими дурацкими костями. Ведь впереди ещё были километры пути в пустынных снегах, в тёмном логу, по берегу застывшего Пашина озера, в сумрачном зимнем лесу, где вполне могли объявиться волки и даже черти… Когда я живо представил всё это, у меня под фуфайкой забегали мурашки. Однако в эту минуту раздался короткий свист, и, оглянувшись, я увидел бежавшего ко мне Гыру с санками. — Пришёл? Не сдрейфил? — крикнул он. — Ну, молодцом. А то я уж думал, что одному придётся идти на промысел. — Молчи, свистун, ты бы один и к поскотине струсил, — попытался я сбить с приятеля излишнюю спесь “старшего”. — 247 —
|