|
— Эх, надо бы собак взять! — крикнул Гришка. Я хотел было ответить ему обычным присловьем, что, мол, хорошая мысля приходит опосля, но промолчал, скованный подкрадывающимся страхом. Вот, наконец, Гришка свернул с дороги и побрёл, утопая в снегу, в сторону черёмухового колка. К нему вёл единственный санный след, уже порядочно занесённый снегом. Я тоже свернул за приятелем. Идти было трудно. Непрочный наст проваливался под ногами, и если бы не штанины, предусмотрительно выпущенные поверх валенок, мы бы тотчас начерпали стылого снега. Я старался ступать в Гришкины следы, но его шаг был слишком широк для меня, невольно приходилось бить свою тропу. Рубаха прилипла к спине. Хотелось лечь на снег и передохнуть, но мой компаньон упрямо ломил вперёд без перекуров, отставать от него было страшновато, и я из последних сил тащился за ним, волоча по сугробам свои салазки с саноотводами. Чем ближе мы подбирались к добыче, тем больше пестрело следов на снегу — от самых крупных, в ладонь, не то волчьих, не то собачьих, до меленьких, видимых только вблизи тропы, — мышиных или ласкиных. Впрочем, следы были явно не свежими, расплывчатыми, запорошенными снегом. У самого колка увидал я выбитую площадку, как бы очерченную кругом разворота саней, на ней-то и лежали “благородные кости”, белые, словно облитые известью. Мне представлялся огромный лошадиный скелет, с головой, рёбрами и ногами, но костей оказалось куда меньше. Видимо, часть из них уже растащило зверьё. А те, что остались, валялись на снегу в “разобранном” виде и беспорядке. Даже от станового хребта торчал лишь обрубок с несколькими грудинными рёбрами. С него-то, не мешкая, и начал Гыра погрузку сырья. — У тебя с отводами, клади всю мелочь, а я завалю эту хребтину, — почему-то шёпотом сказал он мне. Я бросился собирать мослы, рёбра, копыта с бабками и укладывать их, как поленья, повдоль санок, сверху положил тазовую кость и притянул весь воз припасённой верёвкой. Кости были удивительно чистыми, гладкими, будто выточенными на станке. Гыра тоже увязал свой груз и, направляясь к тропе, просипел с сожалением: — Головы нет, а была голова, сам видел. Хотя груженые сани тянули порядочно, всё же идти назад по проторенным следам было легче, и мы скоро выбрались на дорогу. Здесь, у кромки леса, Гыра остановился передохнуть. И снова стал ворчать, досадуя на исчезновение черепа: — Целый пуд костей! Надо же! Неужто его упёрли волки? Покачал головой сокрушённо и вдруг, взмахнув руками, заорал с паническим ужасом: — Череп! Смотри — скачет череп! — 250 —
|