Это то самое место, где у нас вчера начались проблемы, и я просто молча киваю. — А там не только музыка… — продолжает Женя. — Там ещё много чего… И вообще погано. — Я слышал шаги, Женя. И как будто кто-то огромный вокруг палатки ползал. — А выйдешь — и нет никого? — понимающе смеётся Женя, и я опять ему киваю. — И огоньки видели? — Нет… Огоньков я не видел. Какие они, огоньки? — А они возле реки, огоньки. По двое, зелёные и красные. Надо спуститься и подождать, тогда они спускаются. — Откуда спускаются?! — По Дружинихе спускаются, из ущелья между холмом и останцем террасы… Надо стоять, и тогда они приходят. — Попарно, говоришь?! Так, может быть, это глаза?! — Нет, наверно, не глаза, очень низко. И, бывает, высоко по склону поднимаются и там в разные стороны расходятся… Вот красные огоньки, бывает, идут высоко. Костя видел, даже вот так… Женя показывает, что красные огоньки могут двигаться на уровне плеч и даже головы человека. — Так вы что, их поджидали, огоньки? — Изучали, — строго поправляет меня Женя. — Смотрели, в контакт не вступали. Тут только до меня доходит, что с огоньками я не имел дела совершенно случайно — вовремя, оказывается, она заорала, Ирина. Впрочем, уверен: с огоньками я бы тоже ни в какие контакты вступать бы не стал. — Да вы не думайте… — Женя понимающе улыбается, ласково касается моего плеча. — Мы же осторожно… Разговор с остальными ребятами шёл вечером, в идиллической обстановке лагеря, костра и чая. Этот разговор лишний раз показал: я всё узнал последним в экспедиции. Все всё давно знают: музыка, шаги невидимок, напряжение, огоньки… нелёгкая их побери. — Ребята… Вы хоть понимаете, с чем дело имеем?! — Догадываемся… — Парни, вы того… Не очень бы лезли, а?! Вам, надеюсь, в призраки пока не захотелось? Так сказать, в привидения археологов с Дружинихи? Впрочем, я уже знаю: говорить об опасности, риске с моими парнями бессмысленно. В этом месте у них сразу же делается совершенно пустой взгляд, в том числе у самых умных, и начинаются детские разговоры из серии: “Да всё равно же ничего не будет”… Так и есть: — Да что там… Интересно же… Только ночевать там всё равно погано… И тут только до меня доходит… — Парни… А может быть, местные про это тоже знают? К нам же на раскоп вечером только раз пьяные пришли и тут же уметелили? Может, боятся?! И тут парни меня снова поражают. Они дружно смотрят на меня с эдакой добродушной снисходительностью, как на маленького и не очень умного ребёнка. — Местные?! — говорит Вадик. И интонация у него… Ну, примерно такая интонация могла быть у альпиниста, штурмовавшего Эверест, и вдруг обнаружившего, что эти местные даже и в носильщики не годятся. — Местные?! Да они обгадятся от страху, если близко подойдут ночью к раскопу! Мы по таким местам ходили, куда местные ни в жизнь не сунутся! — 178 —
|