|
Тут, в блаженной стране, я узнал Петю сразу. Это был он, хоть и сильно не похож на самого себя. Он не вырос, не возмужал, он и погиб-то в неполных восемнадцать, но он стал больше, крупнее, массивней. Чёткий рисунок бровей на красивом лице, яркие глаза, живым соком налитые щёки, разворот плач, гимнастическая фигура, уверенный взгляд. Он смотрел на меня. Я — на него. Я заговорил первым: — Ты — Петя Атаманов? — Да… А ты Миша? Ты… постарел… Тебе уже тридцать? Мне не хотелось говорить Пете о своих годах, мне вообще уже не хотелось разговаривать, я был перегружен впечатлениями, я был полон какой-то боли. Всех, кого я видел сегодня, я когда-то любил, мне их, может быть, всю жизнь недоставало. Правда ведь сказано: в каждом приятеле умирает и часть тебя… — Петя, ты такой… красивый. Как это? — Миша, я всегда был такой, вы все просто не хотели видеть меня таким. Вы замечали моё внешнее и не видели моего внутреннего мира. Петя наклонился и сорвал побег черемши, пробившийся сквозь волглую землю. Он сорвал его и поднёс ко рту. А побег остался в земле, будто никто его и не трогал… Воистину, блаженная страна… — Здесь у всех нутро наружу, здесь не спрятать своего самого тайного в шикарной рубашке или в новеньких, остро наглаженных брюках… И снова я потерял Петю как-то совершенно незаметно, был и нет. А я уже шёл по расцветающему лугу к лазоревому озеру. Тёплый ветер гнал по его поверхности пёструю рябь, блики солнца играли на волнах. Над озером барражировали ласточки или стрижи. Хорошо слышно было их весёлые крики. Озеро окружали райские кущи из незнакомых деревьев. Вон то, должно быть, смоковница, а вон то — хлебное дерево. Было снова лето, было ласково, жарко, было хорошо и здорово, как говорил Вася. Я пошёл к озеру, подумал, искупаюсь… И тут я увидел, что навстречу мне идёт уже знакомый житель этих мест, маленький бородатый Изекиль, тот самый, который встречал меня у райских врат. Он шёл ко мне и мило улыбался: — Михоэл Грандикулус? — спросил он меня, назвав тем самым именем, которое дал мне чиновный таможенник, должно быть, вернув имени исходное древнееврейское звучание и переведя фамилию со славянского на латинский. — Эго сум, — ответил я Изекилю, тоже улыбаясь. Невозможно было не улыбнуться в ответ на дружескую улыбку хорошего человека. Изекиль был приветлив и добр безмерно. Лицо у него хорошее, располагающее. Изекиль лучился добром и лаской. — Тебя апостол Пётр к себе кличет. — Кто это? — немного удивился я, хотя, конечно, знал, что есть такой… был такой библейский пророк и святой, один из учеников Христа. — 92 —
|