Розенкрейцерское просвещение

символики (которая станет характернейшей чертой культа этих государей в континентальных розенкрейцерских кру­гах). Мы еще не поняли в достаточной мере, что означал для Донна и его друга Уоттона 1620 год, с каким чувст­вом они следили за цепью катастрофических событий, о которых не смели даже заговорить вслух — из-за отно­шения к происходящему короля Якова.

Или же мы можем подступиться к этому забытому куску исторического пространства совсем с другой сторо­ны, гораздо менее нам знакомой: со стороны Богемии. Тра­диции пражского двора Рудольфа II проникали в Пфальц через посредство Майера и его трудов, но что происходи­ло на самой богемской окраине «розенкрейцерской циви­лизации», мы плохо представляем: многие из участников тамошнего движения погибли. Правда, большая часть ра­бот специалистов по чешской истории и культуре того периода недоступна англоязычному читателю. Получив новые данные, мы, вероятно, сумели бы разобраться в осо­бенностях богемского алхимического движения, в биогра­фиях и взглядах людей, подобных Даниэлю Стольцию, и в том, как эти люди использовали розенкрейцерские алхимические идеи для укрепления (увы! столь недолго­вечной) власти короля и королевы Богемии. Движению, искорененному на своей родине, суждено было обрести вторую жизнь в английском алхимическом движении XVII века, и того, кто всерьез заинтересуется его дальней­шей судьбой, тоже ждут удивительные открытия.

А еще стоит задуматься о значении розенкрейцерско­го движения для Германии, о том, например, как оно соот­носилось с идеями Якоба Бёме, посвятившего свою жизнь задаче обновления лютеранской духовности и создавшего оригинальную алхимико-религиозную философию. Дальнейшее изучение розенкрейцерского движения и сопутст­вовавших ему публикаций, несомненно, прольет новый свет и на творчество Бёме. Однако хочется надеяться, что вни­мание исследователей наконец обратится к самому «ро­зенкрейцерскому фурору», этому сложному и неоднознач­ному явлению, в котором проявила себя (как бы «выплес­нувшись» на поверхность) очень важная фаза европейской истории.

Самый поразительный аспект розенкрейцерского дви­жения — его ориентация на грядущее Просвещение — отразился в названии этой книги. Мир, приближаясь к своему концу, получит новое просветление, благодаря чему человеческие познания, приобретенные большей ча­стью в предыдущую, ренессансную, эпоху, безмерно рас­ширятся. Новые открытия вот-вот свершатся, заря новой эры уже занимается. Ее просветляющие лучи будут про­никать «внутрь», а не только во внешний мир; внутрен­нее духовное просветление откроет человеку новые воз­можности, таящиеся в нем самом, научит понимать собст­венное достоинство, ценность своей личности, ту роль, ко­торая была приуготована для него в Божественном за­мысле.