Пучина людская

Долгое время она хранилась в леднике, а когда он вспом­нил о ней и проверил содержимое, то перепрятал ещё дальше: закопал глубоко в погребе. И вот теперь вся надежда была на эту сумку. В ней лежал пистолет и с десяток обойм – в войну, да и после неё невообразимое богатство и защита.

„Да, так вот оно как, дядя Миша, шёл я, значит, мимо и, вдруг, подумал сам себе, а покажу я вам, что у меня нашлось. Может оно как-нибудь невзначай и пригодится? Сумка новая, пахнет сапогами и скрипит. О ней никто не знает: я прятал и боялся, чтоб не отняли, а то знаете, как у нас часто бывает?”

Михаил повертел в руках увесистую сумку, открыл её и вытащил пистолет. Передёрнул ствол, проверил обойму, по­гладил чёрную сталь, перебросил с руки на другую руку, потом подошёл к окну и повертел всеми боками на свету ... Чувство­валось, что вещь пришлась по душе и расставаться с ней у не­го желания нет. Вместе с сумкой вышел в сени, спрятал там поклажу и, войдя в хату: „Видать, не зря про тебя толк идёт! Маслобойка своя, поросёнка сам сподобил, корову приучил к оглоблям, нужник лозой оплёл, а то, бывало же, вечно вид на- распашку, ну да ладно: слидкуй за моим раскладом. Как про­едешь раскосую трясину, отверни от вовчого урочища вбок, там побачыш дорогу через крушинник и дуй прямо по болоту, та дывысь на колею, шоб не утоп, бо коня жалко, выскочиш на чарторей, а там уже часа полтора и будет кадовбай, за ним вскорости покажется дубняк, а в его гущине будет сосняк. Да, так это сколько штук тебе надо-то?” „Двадцать, дядя Миша!” „Вот и молодец, что немного просишь. Я так и чувствовал, что ты запросишь десять, а то, знаешь ли, всем хочется сразу, нет, чтобы по-тихому, да соседу не лезть на глаза, припрятать на время для присушивания, вроде давнишняя, она хоть и разрешённая, а всё равно краденая. Лес-то колхозный, а я его сторожить должон. Ну, так и быть! Спишем на выбраковку!”

Подозрительно сразу старший конюх дал коня и расклад­ную повозку для длинномеров, видимо, лесничий слово сказал. Как раз с началом рассвета выехал с бригады. Вроде всё хоро­шо, а душа ноет. Почему это надо пройти по краю раскосов? Да там даже зверь и тот страшится! Сначала на подходе боло­то, кажется, руками машет, улыбается светом и певучими го­лосами зовёт. Нет сил удержаться, так и тянет пробежаться по кочкам, поговорить по душам с травяным раздольем и птицам рассказать, куда идёшь и зачем. Первые шаги увлекают пру­жинистостью почвы. Она как бы содействует и подталкивает жертву вглубь массива. Так и хочется узнать, а что же там, где так пышно развернулись камыши. Но внезапно под нога­ми начинается движение и прогибание настила, ранее опорные кочки тонут в болотной жиже, хочется куда-то прыгнуть, но прыжок только ускоряет погружение в пучину. Всё происхо­дит так быстро, что мало кому удавалось спастись. Почти все местные поддавались очарованию болота и пробовали достичь его манящей середины, однако, живыми остались лишь те, кто нашёл в себе силы сбросить наваждение и, собрав всю волю, повернуть назад. Если же там оказаться с конём да телегой, то ... не останется даже повода искать пропавшего.