Больше двух часов пробирались пыльными таёжными дорогами до запасных путей, на которых ожидал счастливцев обшарпанный поезд. С трудом отряхнули густую пыль с парадной формы, умылись в соседнем ручье и с недоверием разбрелись по вагонам: зачем такая тайна, почему нельзя отправить людей с рядом расположенного Владивостока, кто велел десять суток тащиться до Киева вместо шести дней скорым поездом? Первый день и наступившая ночь прошли в тишине: люди боялись, что вдруг начальство опомнится и вернёт на корабли. На остановках из вагонов не выходили, напряжённо вслушивались в перепалки проводников, опасливо вглядывались в окна, боясь оцепления. Но постепенно обстановка притерпелась, стал ощущаться непривычный голод, молодость толкала на дерзость и некоторые смельчаки рискнули выскочить на остановке в привокзальную людскую круговерть. По привычке набросились на водку, купили несколько бутылок, и, чтобы не напрягать судьбу, опрометью бросились в вагон, не подумав о закуске. Напиток был поделён на всех и хотя его оказалось мало, он всё же раскрепостил психику, люди поняли, что бояться бессмысленно, поскольку вернуть могут в любой момент с любого места. А раз так – гуляй, братва! Вагон превратился в сплошную песню, в сплошную площадку для танцев, в сплошную спортивную удаль: обезумели все – воля! В бесшабашном веселье не скоро заметили, что поезд уже несколько суток стоит на запасном пути. Оказалось: в районе Байкала длительные дожди повредили колею. Её восстановили и для проверки вместо поезда с моряками пустили товарняк. И когда потом после задержки пассажирский поезд с людьми проходил малой скоростью размытый участок дороги, хмельные весельчаки видели в байкальских водах грузовые вагоны с торчащими из воды колёсами. Их трудно было испугать, ибо каждый из них за его служивые годы и не такое встречал, но все они приутихли, представляя себя утонувшим почти на суше после стольких лет океанских испытаний. Веселье пошло на убыль. Люди осознали вдруг, что в свободной жизни нет свободы и вольное житьё – это мечта несбыточная. Озорные ничьи парни всё больше превращались в неловких пассажиров. Стали экономить и без того скудное матросское жалованье, а вскоре пришлось ехать впроголодь. Вагон постепенно пустел. В Киеве сошло всего лишь несколько человек. Дежурный по военной комендатуре помочь с ночлегом отказался, дескать, не уполномочен! Однако предупредил, что гражданские гостиницы служивых не принимают и что ищущие ночлега задерживаются патрулём до выяснения, т.е. на неделю принудительных работ. Зябкой дождливой ночью пришлось разыскивать политехнический институт, долго добираться трамваем до улицы Полевая, потом сидеть в общежитии на стуле, который из жалости выделила вахтёрша, и ждать утра, когда начнёт работу приёмная комиссия. Дождался! Представил документы. Одобрили! Приняли! Включили в группу соискателей и выдали талон на койко-место в общежитии. Ура! — 108 —
|