Последний обед, последний ужин, последний вечерний чай. Обычная корабельная суета поутихла и по кубрикам расползлась тоска. Кто оставался дальше служить, тот обречённо и тихо завидовал счастливцам и прикидывал, как он сам будет вести себя в последний день. Кто готовился сойти с корабля, тот не находил себе места от нахлынувших чувств. В который раз даже без нужды проверяли чемоданы, набитые книгами, записывали адреса сослуживцев и обещали встречаться на воле хотя бы иногда, без нужды бродили по кубрикам, палубам, боевым постам, много курили и даже за четвёртым шпангоутом было необычно пасмурное настроение радостно-печального расставания. После вечерней поверки, на которой отпускники впервые и в последний раз присутствовали как зрители, все шесть человек, не сговариваясь, собрались с вещами возле ютовых сходен, образовали стайку отторгнутых жильцов, источавших растерянность, покинутость, даже обречённость и казалось, что они уже жалеют о своей свободе. Зомбированная психика прочно удерживала людей в привычном поведенческом стойле. Трудно было принять умом, что можно сейчас вот так запросто без построения возле рубки дежурного по кораблю, без осмотра внешнего вида, без вразумляющих напутствий замполита, без предъявления разрешительных документов, без сопровождения вахтенного у трапа, без напоминания о бесчисленных нельзя, не положено, подлежит наказанию ... вот так запросто пройтись своими ногами по ютовым сходням и оказаться нигде. Корабль уже отторгнул, а великая страна ещё место для бесхозной единицы не отвела. В искалеченные души вошёл страх. Мужественные воины смелые в штормовом океане вдруг съёжились, втянули головы в плечи и с кисло-счастливыми улыбками робкими шагами гуськом прошли по трапу и собрались сиротливой стайкой на пирсе. С небес как всегда неожиданно свалилась на них непроглядная чёрная летняя ночь. До четырёх часов можно было бы находиться в кубрике и даже немного поспать в последний раз, но боязнь внезапной отмены отпуска или что-то случится с кораблём – мало ли случаев было, когда казалось бы ни с того, ни с сего вдруг ... и только круги на волнах! Так и сидели на чемоданах до прихода грузовика. Страна уважает своих защитников: на службу в телятниках*, со службы в грузовой машине, благо хотя не в самосвале! Такие проводы служивых людей повторяются из года в год. Оскорблённые воины в знак протеста в последний день топят в море свои шинели. Вот и сейчас они чёрными островками плавают по всей необъятной бухте Абрек, волны пригоняют их к пирсу и они накатываются на бетонную стенку будто протестуют пустыми рукавами против попрания достоинства тех, ради которых живёт страна. Тихо заняли места на непрерывно падающих скамейках, проехались по пирсу, собирая моряков с других кораблей, и в невероятной тесноте кузова еле удалось помахать рукой минной стенке, уплывающей в серое утро и в юность здоровых калек. — 107 —
|