|
Сегодня нас ожидала величайшая неожиданность: мы увидели, что ответственным редактором «Яунакас Зиняс» назначен Гаральд Лукин, и на первой полосе напечатана статья Н.К. «Любовь к Родине» (которую я когда-то переводил). Весь номер выдержан в крайне левом духе. С Гаральдом я встречался в прошлую пятницу, думал, что его, быть может, изберут на какой-то высокий пост, но не ожидал, что сюда. Вторая неожиданность, что вместо «Сегодня» выходит «Русская газета», где «шефредактором» назначен Блюменталь. Его я навестил в позапрошлое воскресенье в Дзинтари, пробыл у него три часа, и наконец мы друг друга поняли в связи с Эллой и книгой[154]. Но обо всём этом мне ещё придётся рассказать позже. Мне видится, что его горечь совсем напрасна, что для его работы всё случившееся пошло на пользу, и я всё ещё не понимаю, почему он уклонялся подписать своё имя под книгой, за которую нёс стопроцентную ответственность и по поводу которой говорил, что это величайшая радость – над ней работать? У Гаральда в этом смысле гораздо эластичнее натура: подписал, долго не думая, и уговорил Блюменталя. Притом Блюменталь ведь всё это время неоднократно давал понять, что он подтвердит ответственность за книгу своим именем. Очень уважаю Блюменталя за его большую любовь к России. Он говорит: «Звезда на головном уборе красноармейца есть Знак, и Е.И. мил малейший из воинов». И я учусь уважать Красную Армию по «Криптограммам»[155]. Но вся моя душа и вся моя жизнь ведь до сих пор были (быть может, и в прежних жизнях) аполитичны, потому мне так трудно вжиться и ещё труднее – включиться. Я ведь ощущаю симпатии к России и ко всему наилучшему в её устройстве. «На старой закваске»... и государственный строй вырастает навстречу свету. Лишь бы в Латвии всё было не так, как в 1919 году, лишь бы наше правительство вносило в жизнь дух культуры и синтеза, лишь бы на самом деле во главе государства и учреждений оказались лучшие и наиболее культурные. Неужели другие будут отодвинуты в сторону, даже если они попытаются понять <новый строй>? Конечно, все перемены пока только в переходной стадии, и ещё не известно, как всё образуется в окончательном виде. Сегодня во мне такая встревоженность. Что же мне делать? И мне, что ли, стать деятельнее? Но как? В принципе, я не против политики. В духе Учения? Что я ныне мог бы делать? Работать в какой-то редакции? Завтра встречусь с Гаральдом в Риге. Лишь бы мой друг обрела спокойствие, лишь бы мой друг поняла – об этом я молю. Элла многое вообразила. Или это оккупация? Или независимость? — 302 —
|