Краткая история цинизма

Дальше – хуже.

«Завитушная» теория преподносится безапелляционно, торжествующе, как абсолютное ноу‑хау автора.

Подтверждением истинности «завитушества» служат два туманных примера с проблемами каких‑то безымянных гражданок и ссылка на дедушку автора, который что‑то подобное слышал от «цыган», на «скаковой конюшне в России».

Причем с каждой страницей «завитушечный пафос» нагнетается, усугубляется и возводится в абсолют.

Все бы это, в принципе, было бы даже забавно, если не знать, что еще Фредерико Гризоне в 1558 году в своем трактате «Ордини ди Кавалькаре» полностью презентовал эту самую «завишушечную теорию», которая была осмеяна и разгромлена несколькими поколениями Мастеров Школы.

По сути, все, что излагает Теллингтон‑Джонс как ноу‑хау, довольно бесстыдно «сдуто» из «Ордини ди Кавалькаре».

Я бы сказал – сдуто бесстыдно, но неряшливо.

Если по ряду позиций текст Теллингтон‑Джонс почти дословно (по крайней мере – сущностно) повторяет текст Фредерико Гризоне, то, например, в оценке завихрений шерсти на лбу – показания «завитушников» расходятся.

Гризоне пишет, что «если у лошади есть только один завиток, или вместе с ним имеется „римский эфес“ (или римская шпага, завиток в форме эфеса шпаги), наверху шеи, рядом с гривой, то она будет счастливой».

Завитки на лбу Гризоне тоже характеризует как очень положительный признак, а вот Теллингтон по данному вопросу заламывает руки. И заходится в причитаниях. Оказывается, это совсем плохо, и чем этих завитков больше, тем хуже: «С жеребцами дело обстоит по‑другому – 80 % жеребцов, у которых я видела такой рисунок на голове, отличались ненадежным, иногда даже опасным поведением».

Дальше еще смешнее.

Гризоне: «Завиток на шерсти в прошлом назывался „кружочек“ (чиркьело), и это некие завинченные волоски, которые обычно образуют круг примерно с „кваттрино“, и часто такие завитки бывают длинные, более или менее похожие на перо».

По Гризоне – это хорошо.

А Теллингтон от такого завитка опять приходит в ужас.

Мотивация «ужаса» забавная – «такой завиток похож на рваный воротник, а это очень не нравится бедуинам».

Понятно, что разрывание воротника при получении очень плохих вестей – это древний иудейский обычай, но при чем здесь лошадь, ее особенности и связь между завитушкой, напоминавшей мусульманам‑бедуинам рваный воротник иудеев, и дурными врожденными наклонностями лошади, запечатленными в завитушке? Непонятно.

Теллингтон гордо игнорирует эти противоречия и казусы. Ее можно понять, она очень занята. На следующих страницах она в лучших традициях американского «дамства» старательно дает поэтические названия таким завиткам, например «Чиело», «Саванна винд» и т. д.