|
«Все образы вначале выглядели инвертированными; комната со всем в ней находящимся казалась поставленной с ног на голову. Если руки вводились в зрительное поле снизу, они выглядели входящими сверху. Несмотря на то, что все эти образы были четкими и определенными, вначале отсутствовало впечатление того, что это реальные вещи, подобно вещам, которые мы ви дим при нормальном зрении. Напротив, создавалось впечатление, что смещенные, фальшивые, иллюзорные образы находятся между наблюдателем и объектами или вещами как таковыми. Поскольку критерием и стандартом реальности продолжали оставаться образы памяти нормального видения, перевернутые восприятия в течение некоторого времени непроизвольно переводились на язык нормального видения; эти восприятия использовались просто как знаки для определения того, где и как появился бы объект, если бы на него можно было посмотреть в нормальных условиях. Таким образом, вещи виделись одним образом, а мыслились совершенно другим. Все сказанное было справедливо и в отношении моего тела». В первый день Стрэттону пришлось от души хлебнуть горя, потому что ориентироваться в этом вздыбленном и перекошенном мире было решительно невозможно. Все движения были на редкость бестолковыми и неадекватными и требовали непременной многократной коррекции. Вдобавок к концу первого дня он отметил у себя легкое головокружение и тошноту. Некоторое улучшение моторики обнаружилось только на третий день эксперимента, а к четвертому дню ощущение телесного дискомфорта практически исчезло. Казалось бы, адаптация завершилась почти полностью, однако Стрэттон сделал одно весьма любопытное наблюдение: «Было обнаружено, что чувство перевернутости или правильности вещей в значительной степени зависит от силы и характера представления моего тела. Когда я смотрю на свои руки и ноги или даже когда я только делаю усилия представить их по-новому, тогда то, что я вижу, кажется скорее правильным, нежели перевернутым. Но если я не смотрю на свое тело и усиливаю его доэкспериментальный образ, тогда все, что я вижу, выглядит перевернутым». К восьмому дню опыта Стрэттон у же прекрасно ориентировался в перевернутом мире и все предметы казались твердо стоящими на ногах. Однако это был какой-то не совсем настоящий, немного иллюзорный мир, привычный и непривычный одновременно. Ощущение, что ему вместо реальности подсунули фальшивку, так и не покинуло исследователя до конца, оно просто несколько сгладилось и притупилось. Стрэттон приписал это тому обстоятельству, что он носил очки только восемь дней. Окончательная адаптация, по его мнению, была делом времени: если кто-нибудь проходит в инвертирующих линзах недели две, все встанет на свои места. Таким образом, перевернутая ретинальная картинка есть не что иное, как элементарный каприз природы: сетчаточное изображение можно крутитьвертеть как бог на душу положит. Но опыт Стрэттона оставлял все-таки двойственное впечатление, поскольку полноценной адаптации ему достичь не удалось. Когда теоретические дискуссии на эту тему окончательно зашли в тупик, эксперимент решили повторить. — 62 —
|