|
4. Нахожусь на уроке у умершего учителя Ш., который хочет рассказать мне предание о кресте и крыше одного монастыря, но его прерывает звон. 5. В Берлине. Отец идет со мной, без ведома матери, к Наву, где мне обстригут мои локоны, из-за чего позднее моя мать очень сердится, и т. д. Данный отрывок от приведенного в начале этого отдела протокола отличается только по степени ассоциирования. В том, первом, протоколе еще пробиваются более абстрактные умственные элементы и как бы зачатки руководящих представлений, хотя течение мыслей в целом и начинает уже становиться в значительной степени конкретно-образным и свободноассоциативным. В. нашем втором протоколе еще только нанизываются образ за образом, проходит ряд пластически-наглядных воспоминаний детства, ассоциативно очень слабо связанных между собой. Сами образы не диссоциированы фантастически, но каждый из них дает упорядоченную маленькую сцену реального порядка. Рассказ, за исключением немногих мест, имеет характер настоящего времени. К нашей группе принадлежит, наконец, ход мыслей во время скачков мыслей при мании. Больной манией на вопрос: «Как поживаете?— Wie gehts?» — отвечает, например, следующим образом: «Дела идут так, как они стоят (Es gent, wies steht). В каком полку вы состояли? Господин полковник дома. В моем доме (Hause), в моей келье (Klause)! Вы видели д-ра Клауса? Знаете ли вы Коха, знаете ли вы Вирхова? У вас чума или холера? Ах, прекрасная часовая цепочка (Uhrkette), как поздно (spat?..)» Почти нигде мы не можем найти таких классически чистых примеров свободного ассоциирования, как у больного манией при скачках мыслей. Нет даже следа какого-нибудь руководящего представления, напротив, каждая мысль связывается с последующей по принципу простых законов ассоциации. В нашем примере имеется также и прекрасный образчик отклоняемости внимания внешними впечатлениями (часовая цепочка). Маниакальные скачки мыслей отличаются от ослабленного мышления здорового человека, при полном согласии в других отношениях, главным образом двумя моментами: прежде всего у маниакального субъекта за одно и то же время через светлый центральный пункт сознания проходит больше образов, чем это имеет место в состоянии полусна, при котором всегда отдельные светлые образы сменяются многими едва сферически намеченными; в результате у маниакального субъекта возникает чувство напора мыслей. В связи с этим и двигательным возбуждением в области речи в мышлении маниакального больного возникает гораздо меньше законченных наглядных внутренних сцен. Хотя и его мышление чувственно-конкретно и бедно абстракциями, но при своей быстроте оно пользуется обычно ближайшим самым банальным и самым заученным чувственным материалом, звуковым образом слова. Потому-то мы и находим в маниакальном мышлении такое сильное преобладание чистых звуковых ассоциаций (Hause — Klause — Klaus). Но ясно, что при этом слова имеют совершенно другое значение, чем для апперцептивного мышления. Они появляются здесь при звуковой ассоциации не как абстрактные символы для чего-либо содержательного, но чисто как непосредственные акустически реальные образы. — 100 —
|