Ипполит Васильевич Давыдовский (1887-1968), лекции которого слушал в студенчестве, с исследовательской добросовестностью рассматривая открытые тела умерших больных, удивлялся, например, нередко счастливому атероскле-ротическому приспособлению венечных артерий, без которого приступы стенокардии и инфаркт миокарда могли бы наступить много раньше. При всем, казалось бы, стихийном несовершенстве организмического приспособления-защиты (несовершенно все в Природе) Давыдовскому удалось рассмотреть и осмыслить на бесчисленных вскрытиях множество фактов замечательно состоявшегося природного приспособления-защиты, благодаря чему человек жил в своих делах, и у врачей долгое время не было клинических оснований говорить о грядущей катастрофе (Давыдовский И.В., 1962, с. 86, 100). Природная приспособляемость как «сущность живого» (Давыдовский И.В., 1962, с. 24) для клинического психотерапевта есть и основа жизни души. Рассматриваю аутистические, психастенические, синтонные и другие особенности природного характера, особенности депрессивное™, навязчивостей, деперсона-лизационных переживаний-страданий (в том числе сложного философского содержания) — как попытки человеческой природы приспособиться к почти всегда более или менее трудной жизни своими выкованными эволюцией способами. Кстати, психологическую защиту многие психологи и даже врачи понимают в ином, не клиническом духе (см. Киршбаум Э., Еремеева А., 2000). Сообразуясь с картиной природной самозащиты, отправляясь от продуманной системы показаний-противопоказаний, измеряя так или иначе клинически терапевтическую эффективность, разнообразно-профессионально помогает клиницист-психотерапевт своею душой — суггестивно, рационально-когнитивно, поведенчески, аналитически, телесно-ориентированно, креативно и т. д. И как-то еще особенно, что никогда не сможем уложить в окончательные формулы, термины. Художник идеалистического склада души изображает человеческое тело не источником духа, а обычно как бы символически или сновидно материализованным Духом (Матисс, Борисов-Мусатов). При этом порою в живописи, как и в прозе, будто бы даже царствует первичность материи (Нестеров, Лермонтов), а всмотришься — и чувствуешь, что это все же лишь реалистоподобность, ибо все земное, материальное подсвечено здесь мягким светом изначальное™ Духа. Так и научные работы психологов наполнены суховатыми теоретическими размышлениями-символами, концепциями, формулами, неуловимыми сновидностями, а истинно клинические работы отмечены реалистически-практическим земным полнокровием с чувством изначальное™ телесного (например, работы Сергея Корсакова, Эрнста Кречмера, Петра Ганнушкина, Эугена Блейлера, Семена Консторума). Когда же встречаем просто интерес (даже подчеркнуто-углубленный) к комплексам симптомов, к отдельным болезням без чувства природной почвы-источника, без стремления к дифференциальной нозологической диагностике, то здесь обычно нет и чувства полнокровно-саморазвивающейся Природы как источника Духа. Есть чувство пошатнувшегося телесного сосуда-приемника, материального изделия, нуждающегося в медицинском (в том числе психотерапевтическом) ремонте. Так бывало, кстати, и в гиппократовское время (например, книдская медицинская школа). — 43 —
|