|
(подробнее см. [15]). Вместе с тем Рубинштейн хорошо понимал не только сильные, но и слабые стороны марксовой философии, но о последних он мог написать, конечно, лишь после смерти Сталина в период хрущевской "оттепели". Например, Рубинштейн не принял очень общую идею Маркса о том, что бытие определяет сознание (см. [17-19]). Если в отношении Рубинштейна, Леонтьева и других вышеупомянутых психологов ни у кого нет сомнения в том, что именно они инициировали и разработали различные исходные варианты психологической теории деятельности, то этого нельзя сказать о Л.С.Выготском и его наиболее верном последователе А.Р.Лурия. Среди специалистов пока еще нет согласия по вопросу о том, правомерно ли считать, что Выготский и Лурия тоже участвовали в разработке проблематики деятельности. Одни отвечают на данный вопрос положительно, другие - отрицательно (подробнее см. [ 1 -6, 15-20]). Некоторые же психологи существенно изменяли свой взгляд на эту проблему. Например, Леонтьев, который на рубеже 1933-34 гг. перестал быть учеником и последователем Выготского1 и начал постепенно переходить на точку зрения деятельностного подхода, почти до конца своей жизни неоднократно писал, что его бывший учитель - при всех его огромных научных заслугах - тем не менее не разрабатывал теорию деятельности. Однако незадолго до своей кончины (1979 г.) Леонтьев неожиданно пришел к прямо противоположному выводу: Выготский "сумел увидеть, что центральной категорией для марксистской психологии должна стать предметная деятельность человека" [7, с. 41]. На мой взгляд [2-4], наиболее аргументирована позиция С.Л.Рубинштейна, П.И.Зинченко, П.Я.Гальперина, Е.А.Будиловой, Ж.Пиаже и др., согласно которой для Выготского исходной основой детского развития признавалась не деятельность (игровая, учебная, трудовая и т.д.), а речь как система знаков, опосредствующих у ребенка переход от низших, натуральных к высшим, культурным психологическим функциям. Именно этот вывод о недеятельностнои сущности культурно-исторической теории Выготского косвенно, но весьма убедительно подтверждает его главный ученик и продолжатель Лурия. В своей итоговой научной автобиографии [12] он не придает никакого существенного значения категории, проблеме и принципу деятельности и потому обходит молчанием основные работы одного из своих прежних соавторов Леонтьева, выполненные после того, как тот начал переходить на позиции деятельностного подхода (см. об этом, например, [20, с. 522]). И уже тем более почти во всех своих обобщающих монографиях [8, 10, 11] Лурия никогда не упоминал родоначальника деятельностной теории в психологии Рубинштейна. — 11 —
|