Как мы выяснили, во время приступа у нее нередко наблюдается диссоциация деятельности сигнальных систем, причем ослабевают попеременно то первая, то вторая. Сама больная описывает это так: «Смотрю на лампу, но воспринимаю ее безучастно и холодно, будто что-то мне мешает воспринимать ее глубинно. Смстрю на портрет Чайковского, и это мне ничего не говорит, воспринимаю как-то ограниченно, в узком масштабе, не в широком понимании, причем рассеивается понятие о н е м... В здоровом же состоянии, смотря на лампу, я ее осмысливаю, понимаю ее назначение, одним словом, воспринимаю ее в широком смысле». Иногда же, наоборот, у больной происходит значительное ослабление функций первой сигнальной системы. Так, идя по улице, она «не чувствует своего тела, своей фигуры» и ей кажется, что «идет одно только мышление». В это время не может представить себе, какова прическа на голове, смотрит на свой костюм и не знает, ее ли он; глядя на кисть руки, не понимает, ее ли это рука (следствие диссоциации второй сигнальной системы от первой). В такие минуты у нее «теряется чувство реальности». Во время 1-го сеанса психотерапии, проведенного в дремотном состоянии, «чувствовала тяжесть в руках и ногах, но открыть глаз не могла и мыслей не было». Ей внушалось «забвение случая, пережитого в первый день замужества, хорошее самочувствие, надежда на выздоровление», а также, что «воспоминание и мысли о приступе сами по себе его не вызывают». После пробуждения, по словам больной, наступило «прояснение сознания, приподнятость настроения, ясность мышления». Однако преследует чувстио страха, что «все это ненадолго». После сеанса весь день, до самого вечера, самочувствие было хорошее, боли в темени и затылке значительно слабее, настроение хорошее. Представление о внешних предметах ясное. Однако к вечеру «снова стал появляться туман и тупость в мышлении», хотя и в ослабленной форме. Отмечает, < что, будучи здоровой, на поставленный ей вопрос всегда отвечает «полно, образно и легко», а «вчера вечером вновь отвечала с трудом». Во время 2-го сеанса чувствовала себя значительно спокойнее и глубже дремала. Испытывает то же, что и при приступах: «чувствует лишь один свой мозг, воспринимает лишь свое мышление», в то время как «ее тело ею не ощущается», оно «какое-то растворимое». После пробуждения (во время 2-го сеанса) отметила, что «все-таки остается слабое ощущение своего „я" и некоторая задержка свободы течения мыслей». Навязчивые мысли «о мышлении человека» и «как человек все понимает» исчезли, вновь появилось абстрактное мышление. Отмечает, что если в норме «каждое произнесенное слово должно вызывать в мозгу какой-то определенный образ», то у нее, «когда слова произносятся, мозг не успевает на каждое слово выработать определенный образ или воспоминание того, что с ним было когда-то связано». — 436 —
|