Робин выдвигает совсем другое предположение. Он никогда не был чересчур озабочен готовыми продуктами в области психологии. В его последних работах собственно теория и практика не связаны готовым мнением о индивидуализированных selfs или установленных ролях. Но если не self индивида и не реляционное и интерсубъективное self выступает предметом психологии, то что тогда? И что это может означать для практики психотерапии? Основу ответа на эти вопросы можно найти уже в первых работах Пер-лза, Хефферлина и Гудмена. В частности, Гудмен пишет: «Мы говорим об организме, который контактирует со средой, но контакт и есть первая, самая про-
Робин начал обдумывать и разрабатывать эти идеи в одном из своих ранних очерков «Контакт, первый опыт» (1990 г.), который опубликован в его предыдущей книге. Он хорошо дает понять, что для гештальт-терапии контакт — подлинный акт встречи — предшествует всему, что может быть понято как отношение (определять ли отношение в терминах отношений объекта или с точки зрения экзистенции и диалога, т. е. как нечто межличностное). Если вхождение в контакт — первый феномен ментальной жизни человека, то сама эта деятельность должна привлечь внимание психологической теории и практики психотерапии. Отмечая это, Робин подчеркивает разрыв с разработкой этой темы в психологии, произведенный гештальт-терапией полвека назад. Данный разрыв одновременно прост и предельно радикален. Если Робин в своей теории ставит на первое место контакт, то тогда какую роль в гештальт-терапии должно играть понятие self? Существенно установить различие — в особенности, для англоязычных читателей — между тем, что Робин понимает под self, и тем, 2 Perls F, Hefferline R., Goodman P. Gestalt-therapie. 2001, p. 49. — 9 —
|