|
Блистательные инновации гештальт-терапии — отказ от фрейдистского бессознательного в пользу холистической концепции человека, которая сориентирована в рамках категории поля; переориентация практики работы с клиентом с археологического исследования причинности на творческую импровизацию в момент самой терапевтической сессии — принадлежат временам пятидесятилетней давности. В дальнейшем они не получили столь же блестящей разработки и развития. Возможно, продолжатели большинства интеллектуальных и культурных движений по своему творческому потенциалу редко приближаются к их основателям. Вместе с тем число ге-штальт-терапевтов неизменно растет, хотя движение продолжается главным образом по боковым линиям. Институты, готовящие гештальт-терапевтов, существуют во многих странах мира на многих континентах. Некоторые из них процветают, но большинство вынуждено бороться за выживание. Издается все больше журналов и собирается все больше конгрессов по гештальт-терапии. Тем не менее, среди гештальт-терапевтов есть лишь небольшое число преподавателей, мыслителей, авторов, которые сумели пойти дальше 14
по пути, проложенному во времена, когда эта великолепная теория и практика сошла на землю. В ряду этих немногих Жан-Мари Робин (который живет во Франции в Бордо, но в качестве кочующего терапевта преподает по всему миру, словно исполняет некую неотложную миссию) предстает одной из самых значительных и творческих фигур на современной сцене. Особенный талант Робина-теоретика заключается в той чувствительности, которая легко переходит от способности философа рассуждать в строгих терминах к способности клинициста очаровываться нюансами переживания и поведения. В анналах психологической теории чувствительность такого рода встречается нечасто. Уильям Джеймс (он не был терапевтом, но у него был наметанный глаз и интуиция хорошего клинициста), сам Фрейд, Медард Босс, Ван Ден Берг, Эрвин Страус, а также такой особенный мыслитель, как Жак Лакан, — вот имена, которые приходят мне на ум. Рассудочность философа и чуткость терапевта, сотканные вместе, кажутся мне идеальным сочетанием талантов необходимых тому, кто разрабатывает новую психологическую теорию. В этой связи стоит вспомнить, что до конца XIX века психология рассматривалась как отрасль философии. Но с момента появления психотерапии она оказалась захвачена новым социальным движением — волной профессиональной специализации. Психотерапия и психологическая теория подпали под власть определенных воззрений на медицину. Вместе с тем гештальт-терапия — по крайней мере в начале своей истории — сохраняла тесную связь с философией. Опыт чтения первых глав тома, написанного Гудменом для книги «Гештальт-терапия» (авторы Перлз, Хефферлин, Гудмен), скорее напоминает знакомство с очередной книгой Джеймса, Бергсона или Мерло-Потни, неже- — 5 —
|