|
Позабыв обо всем на свете, Эриксон следил за своей крохотной сестренкой Эдит-Кэрол, только начинавшей ходить. Много лет спустя он рассказывал об этих часах усердного наблюдения: "Я научился вставать, видя, как моя малышка-сестренка этому училась: надо опереться обеими руками, развести ноги, делая упор на коленки и на ту руку, которая помогает выпрямиться. Сохраняя равновесие она покачнулась назад... вперед. Чуть согнула коленки, стараясь удержать равновесие. Голова следует за движением балансирующего тела. И рука с плечом тоже... Поставила одну ножку вперед, пытаясь устоять. Шлепнулась. Еще раз все сначала". Наконец Эриксон справился с недугом настолько, что мог передвигаться на костылях, а потом – опираясь на палку. Но до конца жизни периодически страдал головокружением, расстройством ориентации, знал приступы ужасной слабости. По словам Росси, "каким бы хорошим ни было его самочувствие, не отступала пожизненная угроза внезапной боли и недееспособности". Навсегда осталось с Эриксоном после первого приступа полиомиелита и отличало его не просто стоическое умение жить полной жизнью, несмотря на воздвигнутые болезнью преграды, но убежденность: ограничения большей частью порождаются психикой человека. Выпавшие на его долю физические страдания каким-то образом пробудили Эриксона от транса повседневности, в котором мы обычно не отдаем себе отчет о наших возможностях. В процессе выздоровления Эриксон, кажется, выработал взгляд на жизнь как на длительный эксперимент, а одно из самых непреодолимых жизненных препятствий выявило в нем изобретательность, творческую силу и железную волю. Болезнь, поразившая Эриксона в юные годы, заставила его заново обучаться чувственному восприятию и словно приоткрыла ему верхний уровень субъективной реальности. Он освоился с некоторыми неуловимыми, обычно не замечаемыми состояниями, которые и придают миру ощутимую прочность. Он открыл, что большинство "правил", ограничивающих человека в жизни, построено на спорных суждениях, а не на фактах. Много лет спустя он высказался так: "В обыденной жизни, люди, как правило, реагируют, подчиняясь поведенческим схемам... Трудно даже представить, насколько каждый из нас скован, "схематизирован". Если, конечно, вы не Милтон Эриксон..." Можно сказать, что путь Эриксона к выздоровлению послужил основой для некоторых его наиболее эффективных приемов психотерапевтического воздействия. Развитая способность осознавать малейшие сокращения мышц своего тела сделала Эриксона как психолога необыкновенно восприимчивым к едва заметным мышечным "реакциям" других. Конечно же, собственный опыт проглядывает за соображениями Эриксона, что "заболевания психогенного или органического характера могут быть сведены к своего рода шаблону – особенно это касается расстройств психогенного характера; разрушение шаблона – возможно, лучшее лечение. Часто даже незначительного воздействия достаточно, если болезнь не запущена". — 48 —
|