Эстетика. Философия культуры

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

с большей остротой и напряженностью. То, что воз-
водит нашу сегодняшнюю ситуацию в ранг небывалой
сложности среда прочих исторических событии, связа-
но не столько с этими двумя временными измерени-
ями, сколько с другим. Пристальнее взглянув на свое
нынешнее положение, европеец неизбежно приходит
к выводу, что источник его отчаяния не настоящее и не
будущее, а прошлое.

Жизнь — акт, устремленный вперед. Мы живем из
будущего, ибо жизнь непреложно состоит в деянии,
в становлении жизни каждого самою собой. Называя
«действием» дело, мы искажаем смысл этой серьезной
и грозной реальности. «Действие» только начало дела,
момент, когда мы решаем, что делать, момент выбо-
ра. А значит, правильно сказано: Im Anfang war die
Tat1. Но жизнь не только начало. Начало — это уже
сейчас. А жизнь — длительность, живое присутствие
в каждом мгновении того, что настанет потом. Вот
почему она отягощена неизбежным императивом осу-
ществления. Мало просто действовать, другими слова-
ми, принять решение,— необходимо произвести заду-
манное, сделать его, добиться его исполнения. Это
требование действенного осуществления в мире, за
пределами нашей чистой субъективности, намерения
и находит выражение в «деле». Оно заставляет нас
искать средства, чтобы прожить, осуществить буду-
щее, и тогда мы открываем для себя прошлое — ар-
сенал инструментов, средств, предписаний, норм. Че-
ловек, сохранивший веру в прошлое, не боится будуще-
го: он твердо уверен, что найдет в прошлом тактику,
путь, метод, которые помогут удержаться в проблема-
тичном завтра. Будущее — горизонт проблем, про-
шлое — твердая почва методов, путей, которые, как
мы полагаем, у нас под ногами. Дорогой друг, пред-
ставьте себе ужасное положение человека, для кого
прошлое, иными словами, надежное, внезапно стало
проблематичным, обернулось бездонной пропастью.
Если раньше опасность, но его мнению, была впереди,
теперь он чувствует ее и за спиной и у себя под ногами.

Но разве не это мы переживаем сегодня? Мы мнили
себя наследниками прекрасного прошлого, на процен-
ты с которого надеялись прожить. И теперь, когда
прошлое давит на нас ощутимее, чем на наших пред-

434

В ПОИСКАХ ГЕТЕ

шественников, мы оглядываемся назад, протягивая ру-
ки к испытанному оружию; но, взяв его, с удивлением
видим, что это картонные мечи, негодные приемы,
театральный atrezzo2, который разбивается на куски
о суровую бронзу нашего будущего, наших проблем.
И внезапно мы ощущаем себя лишенными наследства,
не имеющими традиций, грубыми дикарями, только
что явившимися на свет и не знающими своих пред-
шественников. Римляне считали патрициями тех, кто
мог сделать завещание или оставить наследство. Оста-
льные были пролетариями — потомками, но не наслед-
никами. Наше наследство заключалось в методах, или
в классиках. Но нынешний европейский, или мировой
кризис — это крах всего классического. И вот нам ка-
жется, что традиционные пути уже не ведут к решению
наших проблем. Можно продолжать писать бесконеч-
ные книги о классиках. Самое простое, что можно
с чем-либо сделать,— написать об этом книгу. Гораздо
труднее жить этим. Можем ли мы сегодня жить наши-
ми классиками? Не страдает ли ныне Европа какой-то
странной духовной пролетаризацией?