|
С точки зрения отбора, осуществляемого в челове-
ческом роде, это обстоятельство означает, что жен-
щина своими сердечными привязанностями не способ-
ствует совершенствованию человечества, во всяком
случае так, как это понимает мужчина. Она, скорее,
стремится устранить наиболее яркие, с точки зрения
мужчины, индивидуальности, отдавая отчетливое
предпочтение посредственности. Прожив долгую
жизнь, изо дня в день наблюдая за женщинами, трудно
сохранить иллюзии относительно их сердечных при-
страстий. То восхищение, которое у женщины подчас
вызывают выдающиеся люди, не будет больше вво-
дить в заблуждение, если наконец увидеть, насколько
естественно, как будто в родной стихии, она чувствует
себя в общении с посредственностями.
Таковы предварительные замечания; я только хочу
подчеркнуть, что в них не содержится никакой критики
женского характера. Повторю, что нам не дано знать
тайных намерений Природы. Кто знает, не таится ли
432
В ПОИСКАХ ГЕТЕ
глубокий смысл за этой неприязнью женщины к само-
му лучшему? Быть может, в истории ей и предна-
значена роль сдерживающей силы, противостоящей
нервному беспокойству, потребности в переменах
и в движении, которыми исполнена душа мужчины.
Итак, если взглянуть на вопрос в самой широкой
перспективе и отчасти в биологическом ракурсе, то
можно сказать, что основная цель женских порывов —
удержать человеческий род в границах посредствен-
ности, воспрепятствовать отбору лучших представи-
телей и позаботиться о том, чтобы человек никогда не
стал полубогом или архангелом.
В ПОИСКАХ ГЕТЕ
ПИСЬМО К НЕМЕЦКОМУ ДРУГУ
Дорогой друг, Вы просите
меня написать что-нибудь о Гете к столетней годов-
щине со дня его смерти, и я попробовал уяснить себе,
смогу ли удовлетворить Вашу просьбу. Давно не пере-
читывая Гете — интересно почему? — я вновь обратил-
ся к обширным томам его полного собрания сочине-
ний, однако вскоре понял, что одной доброй воли
здесь недостаточно и я не смогу выполнить Вашей
просьбы по целому ряду причин. Прежде всего, я не
гожусь на то, чтобы отмечать столетние юбилеи.
А Вы? Да и вообще найдется ли сегодня хоть один
европеец, склонный к подобным занятиям? Нас слиш-
ком тревожит наш 1932 год, чтобы уделять внимание
событиям далекого 1832-го. Впрочем, самое важное
даже не это. Важнее всего, что, хотя наша жизнь
в 1932-м стала от начала до конца проблематичной,
самое проблематичное в ней — ее связь с прошлым.
Люди еще не отдали себе в этом полного отчета,
поскольку и настоящее и будущее всегда полны для
них зримого драматизма. Вполне очевидно: и насто-
ящее и будущее не раз уже представали человеку
— 316 —
|