Не может не удивлять, что историки до самого
недавнего времени занимались исключительно явлени-
ями неординарными, событиями удивительными и не
замечали, что все это представляет лишь анекдотичес-
кий, в лучшем случае второстепенный интерес и что
исторической реальностью обладает повседневность,
безбрежный океан, в необъятных просторах которого
тонет все небывалое и из ряда вон выходящее.
Итак, в царстве повседневности решающая роль
принадлежит женщине, душа которой служит идеаль-
ным выражением этой повседневности. Для мужчины
куда более притягательно все необыкновенное; он если
не живет, то грезит приключениями и переменами,
ситуациями критическими, неординарными, непросты-
ми. Женщина, в противоположность ему, испытывает
426
ЭТЮДЫ О ЛЮБВИ
необъяснимое наслаждение от повседневности. Она
уютно устроилась в мире укоренившихся привычек
и всеми силами будет обращать сегодня во вчера.
Всегда мне казалось нелепым представление о том, что
souvent femme varie42 — скоропалительное откровение
влюбленного мужчины, которым женщина от души
забавляется. Однако кругозор воздыхателя весьма
ограничен. Стоит ему окинуть женщину ясным взором
стороннего наблюдателя, взглядом зоолога, как он
с удивлением обнаружит, что она жаждет остаться
такой, какая есть, укорениться в обычаях, в представ-
лениях, в своих заботах; в общем, придать всему при-
вычный характер. Неизменное отсутствие взаимопони-
мания в этом вопросе между представителями силь-
ного и слабого пола потрясает: мужчина тянется
к женщине как к празднику, феерии, исступлению, со-
крушающему монотонность бытия, а обнаруживает
в ней существо, счастье которого составляют повсед-
невные занятия, чинит ли она нижнее белье или посе-
щает dancing. Это настолько верно, что, к своему
немалому удивлению, этнографы пришли к убежде-
нию, что труд изобретен женщинами; труд, то есть
каждодневное вынужденное занятие, противостоящее
всевозможным предприятиям, вспышкам энергии
в спорте или авантюрам. Поэтому именно женщине
мы обязаны возникновением ремесел: она была пер-
вым земледельцем, собирателем растений, гончаром.
(Я не перестаю удивляться, почему Грегорио Мара-
ньон в своей работе, озаглавленной «Пол и труд», не
учитывает этого обстоятельства, столь элементарного
и очевидного.)
Признав повседневность решающей силой истории,
трудно не увидеть исключительного значения женс-
кого начала в этнических процессах и не проявить
особого интереса к тому, какой тип женщины получал
в нашем народе предпочтение в прошлом и получает
ныне. Вместе с тем я понимаю, что подобный интерес
среди нас не может быть столь уж горячим, поскольку
многое в характеристике испанской женщины объясня-
ют ссылками на предполагаемое арабское влияние
и авторитет священника. Не будем сейчас решать,
сколь истинно подобное утверждение. Мое возражение
будет предварительным, и заключается оно в том, что,
— 312 —
|