|
Бесспорно, что любящий, испытывая половое вле-
чение, выбирает себе представительницу противопо-
ложного пола и что каждый хотел бы найти в своей
избраннице физическую гармонию; при этом нет ниче-
го странного в том, что женщина высоких душевных
качеств одарит своей благосклонностью заурядного
мужчину и наоборот.
Любящего можно познать по его любви, а вовсе не
по предмету любви. Каждый человек любит всей пол-
нотой душевных сил, достаточных для того, чтобы
наделить, облик любимого той утонченностью и изыс-
канностью, в которой нуждается душа любящего (дру-
гими словами, его собственная душа), подобно тому
как волшебный фонарь или кинопроектор направляет
на экран линию и цвет, как Дон Кихот в Альдонсу
Лоренсо, а Нельсон в леди Гамильтон (косуля в пейза-
жах начала XIX столетия) вдохнули все необходимое,
чтобы их души преклонились перед этими женщинами.
Здесь я ставлю точку, ибо мои замечания в самых
общих чертах уже высказаны и я не хочу беспокоить
вас понапрасну».
Я искренне благодарен за замечания, хотя и хотел
бы, чтобы они были более конструктивными. Уже по-
пытка свести любовь к сексуальному чувству запуты-
вает проблему a limine 37. В серии статей «Любовь
у Стендаля», опубликованных в газете «Эль Соль»
этой осенью, я, как мне представляется, смог показать,
почему сводить одно к другому ошибочно. Достаточно
вспомнить столь очевидный факт, что мужчина ис-
414
ЭТЮДЫ О ЛЮБВИ
пытывает более или менее сильное половое влечение
к бесчисленным женщинам, в то время как своей любо-
вью, сколько бы ростков она ни пускала, он одарит
лишь нескольких, и, следовательно, уподобление обоих
порывов неправомочно. Кроме того, мой любезный
корреспондент утверждает, что «каждый человек любит
всей полнотой своих душевных сил». Но тогда лю-
бовь — это нечто большее, чем «сексуальная потреб-
ность». И если есть это большее, если душа наделяет
половой инстинкт всем многообразием свойственных
ей порывов, то, значит, перед нами — психическое явле-
ние, чрезвычайно отличное от элементарной половой
потребности, то самое, которое мы называем любовью.
И вряд ли целесообразно называть столь сущест-
венный элемент «лирическими арабесками». Было бы
достаточно в минуту покоя, вблизи водоема, среда
гераней и под плывущими над кордовским патио обла-
ками задуматься над различным содержанием, кото-
рое мы вкладываем в слова «любить» и «желать».
Здравомыслящий кордовец тотчас увидел бы, что меж-
ду любовью и желанием, или влечением, нет ничего
общего, хотя они и взаимопорождаемы: то, чего жела-
ют, иногда начинают любить; то, что мы любим,
благодаря тому, что любим, мы также и желаем.
— 303 —
|