|
Мне могут возразить, сославшись на опыт, кото-
рый будто бы показывает, что сплошь и рядом жен-
щина благородных устремлений удостаивает своим
вниманием пошлого и неотесанного мужчину. Думаю,
что те, кто в этом уверен, являются жертвами оп-
тического обмана: они рассуждают о далеком от них
* На причинах этой способности жестов, мимики, почерка, манеры
одеваться, делать тайное явным я останавливаюсь в эссе «О вселенском
феномене выразительности» («El Espectador», t. 7).
401
ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ
предмете, в то время как любовь — это тончайшая
шелковая ткань, оценить достоинства которой можно
только вблизи. Очень часто оказываемое внимание —
чистейшая иллюзия. У истинной и ложной любви по-
вадки — если смотреть издалека — весьма схожи. Од-
нако допустим все же, что это действительное про-
явление внимания,— что в этом случае нам следует
предположить? Одно из двух: либо мужчина не столь
уж ничтожен, либо женщина, на самом деле не столь
высоких, как нам казалось, достоинств.
Эти соображения я высказывал неоднократно в раз-
говорах или в университетских лекциях (в связи с раз-
мышлениями о природе «характера») и каждый раз
убеждался, что они непременно как первую реакцию
вызывают протест и противодействие. Поскольку сама
по себе эта идея не содержит раздражающих и навязчи-
вых элементов — казалось бы, что обидного для нас
в том, что наши любовные истории представляют
собой проявления нашей исконной сути? — столь без-
отчетное противодействие служит подтверждением ее
верности. Человек чувствует себя беспомощным, за-
хваченным врасплох через брешь, оставленную им без
внимания. Нас неизменно раздражают попытки судить
о нас по тем свойствам нашей личности, которые мы не
утаиваем от окружающих. Нас возмущает, что нас не
предупредили. Нам хотелось бы, чтобы нас оценивали,
уведомив об этом заблаговременно и на основании
нами отобранных качеств, приведенных в порядок как
перед объективом фотоаппарата (боязнь «фотоэкспро-
мтов»). Между тем вполне естественно, что изучающий
человеческое сердце стремится подкрасться к ближне-
му незаметно, застать его врасплох, in fraganti 36.
Если бы мог человек полностью подменять спон-
танность волей, нам не понадобилось бы изучать под-
сознание. Однако воля способна лишь приостановить
на время действие спонтанности. Роль своеволия
в формировании нашей личности на протяжении всей
жизни практически равна нулю. Наше «я» мирится
с малой толикой подтасовки, осуществляемой нашей
волей; впрочем, скорее следует говорить не о подтасов-
ке, а об обогащении и совершенствовании нашей при-
роды, о том, что не без воздействия духа — ума и во-
ли — первозданная глина нашей индивидуальности
— 294 —
|