|
В сообществах, чуждых массовости, совместная
цель, идея или идеал служат единственной связью, что
само по себе исключает многочисленность. Для созда-
ния меньшинства, какого угодно, сначала надо, чтобы
каждый по причинам особым, более или менее лич-
ным, отпал от толпы. Его совпадение с теми, кто
образует меньшинство,—это позднейший, вторичный
результат особости каждого и, таким образом, это во
многом совпадение несовпадений. Порой печать отъ-
единенности бросается в глаза: именующие себя «нон-
конформистами» англичане—союз согласных лишь
в несогласии с обществом. Но сама установка—объ-
единение как можно меньшего числа для отъединения
от как можно большего—входит составной частью
в структуру каждого меньшинства. Говоря об избран-
© Перевод А. М. Гепескула, 1991 г309
ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ
ной публике на концерте изысканного музыканта,
Малларме тонко заметил, что этот узкий круг своим
присутствием демонстрировал отсутствие толпы,
В сущности, чтобы ощутить массу как психологи-
ческую реальность, не требуется людских скопищ. По
одному-единственному человеку можно определить,
масса это или нет. Масса—всякий и каждый, кто ни
в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощуща-
ет таким же, «как и все», и не только не удручен, но
доволен собственной неотличимостью. Представим се-
бе, что самый обычный человек, пытаясь мерить себя
особой мерой—задаваясь вопросом, есть ли у него
какое-то дарование, умение, достоинство,—убеждает-
ся, что нет никакого. Этот человек почувствует себя
заурядностью, бездарностью, серостью. Но не массой.
Обычно, говоря об «избранном меньшинстве», пе-
редергивают смысл этого выражения, притворно забы-
вая, что избранные—не те, кто кичливо ставит себя
выше, но те, кто требует от себя больше, даже если
требование к себе непосильно. И, конечно, радикальнее
всего делить человечество на два класса: на тех, кто
требует от себя многого и сам на себя взваливает
тяготы и обязательства, и на тех, кто не требует ничего
и для кого жить—это плыть по течению, оставаясь
таким, какой ни на есть, и не слоясь перерасти себя.
Это напоминает мне две ветви ортодоксального
буддизма: более трудную и требовательную махая-
ну—«большую колесницу», или «большой путь»,—и
более будничную и блеклую хинаяну—«малую колес-
ницу», «малый путь»1. Главное и решающее—какой
колеснице мы вверим нашу жизнь.
Таким образом, деление общества на массы и из-
бранные меньшинства- типологическое и не совпада-
ет ни с делением на социальные классы, ни с их иерар-
хией. Разумеется, высшему классу, когда он становится
высшим и пока действительно им остается, легче вы-
двинуть человека «большой колесницы», чем низшему.
Но в действительности внутри любого класса есть
собственные массы и меньшинства. Нам еще предсто-
ит убедиться, что плебейство и гнет массы даже в кру-
гах традиционно элитарных—характерное свойство
нашего времени. Так интеллектуальная жизнь, каза-
лось бы взыскательная к мысли, становится триум-
— 227 —
|