Юнг и постъюнгианцы

Д. — женщина; ей 28 лет. Она не была замужем, когда начала со мной работать. Она сказала, что ее основная про­блема — ужасный страх перед тем, что произойдет, если ее вырвет; это будет означать дезинтеграцию или будет иметь еще какое-нибудь страшное воздействие на ее лич­ность. У нее был этот страх с 9 лет, несмотря на то, что фактически ее никогда не тошнило. После четырех лет ана­лиза, о котором здесь пойдет речь, этот симптом абсолют­но исчез. На этом первом собеседовании пациентка также жаловалась, что в ее жизни отсутствует цель. Она ощу­щала неспособность осуществить любой план, описывала себя как "хиппи средних лет" с комнатой, заполненной не­нужными символами, такими как колода карт таро, гитара, ткацкий станок и т.д., и она признавала, что считает себя человеком, склонным к ребячеству и патетике, к тому, что-бы "слоняться" вместо того, чтобы предпринимать какие-то действия для решения своих проблем.

Иррациональный, навязчивый страх предполагает наличие комплекса. Но почему ее все же не тошнит? Является ли это инфантильным стремлением привлечь внимание или в этом акте есть нечто такое, что нарушает психический гомеостаз? Является ли это примером отчаянной попытки психологической саморегу­ляции, относящейся к выживанию, а не к гармонии, страх без явной дезинтеграции? Ее разнообразная деятельность (к данно­му моменту полностью заброшенная) указывает на отсутствие корней или на слабость в эго-сознании. Также налицо была чрезмерная забота о персоне, о том, как она выглядит в глазах других. Но здесь есть также указание на направленный во­внутрь импульс, побуждающий к тому, чтобы предпринять дей­ствия по самореализации. В реальности она стала керамисткой, и сейчас делает посуду. Другими словами, она добавила твердости и постоянства (эго) к "инстинкту" само-развития (самость) и ретроспективно это можно было рассматривать как свидетельст­во индивидуации. Действительно, иначе она не стала бы зани­маться анализом.

Она описала то, как она влияет на других, с помощью слова "нападение". Видимо, она производила впечатление патетической личности, подверженной плаксивой зависимости и уязвимости, и результат был чрезвычайно силен, поскольку другие старались соответствовать ее желаниям. Поэтому "нападение" — это более точное выражение ее всемогущества.

Внешне она маленькая, крайне худая, с фигурой мальчика и сильными чертами лица. Когда я впервые встретился с ней, она двигалась очень точно, как механическая кукла, а на кушетке она обычно лежала очень напряженно. Одевалась она необычно; вероятно, типичным был обрезанный мужской рабочий комбинезон, на который было надето старое мини-платье 1960-х годов в сочетании с черным шелковым шар­фом и туристскими ботинками. Она не красилась и не носи­ла украшений, сама скручивала себе сигареты, ела макробио-тическую вегетарианскую пищу, читала Юнга, ненавидела Лондон. Моя немедленная личностная реакция сводилась к тому, что я воспринимал ее как беженку с Портобелло Роуд.