Юнг и постъюнгианцы

Потом она вспомнила, как одинок и несчастен был ее отец после смерти жены, и у нее возникли фан­тазии о моей болезни, моей слабости, моей личной ране.

Здекь я появляюсь в обличий раненого целителя, но это еще и проявление личностного переноса, учитывая ее детские воспо­минания. Это может обозначать, что мы приближаемся к подав­ленному эдипову материалу — она может "справится" с ним во сне. Я не интерпретировал склонность к инцесту на этом этапе.

Отказ от внутреннего контроля был тяжек для Д. из-за того, что ей было трудно справиться с ощущением внутренней пустоты, которая скрывалась за ее борьбой со мной. Ее дневник подсказывал существование этой проблемы. Это толстый дневник, который она начала много лет на­зад. В дневнике она писала то, о чем не говорила мне — и она делала так, чтобы я знал об этом. Для меня проблема заключалась в том, чтобы указать ей на это, не запрещая ей писать в дневнике. Она предложила мне дать почитать то, что она написала после начала анализа два с половиной года назад. Я принял предложение.

Я понял это как первое проявление ее продуктивности и щедрости в отношениях. Это также давало определение индиви­дуальной (личностной) границы. В то же время в силу защитной реакции она искушала меня, показывая, какая большая часть ее жизни лежит за пределами наших отношений.

В дневнике она выступает как человек, лишенный любви, эмоционально обедненный и онтологически не существующий. Передача дневника указывала на разрушение модели борьбы и сдерживания.

Передачу мне дневника можно было бы рассматривать как символ увеличения доверия в переносе. Это может быть чрез­мерным упрощением, но приближается к тому, что происходило. Роль, выполняемая объектами, такими, как дневник, доброволь­но проявляющаяся в анализе, допускает различные интерпрета­ции и различна в каждом случае. Когда мне дали дневник, мне приходилось быть осторожным, чтобы не начать анализировать его вместо того, чтобы анализировать ее.

Ее отношения с мужчинами (по большей части в днев­нике говорилось об этом) постоянно отличались идеализаци­ей. В подростковом возрасте она выдумала мужчину, с ко­торым якобы вступала в отношения. Он был поэтом, чахо­точным, но признанным гением и так далее. Она разговари­вала с ним "обо всех тайнах"...

... но не спала с ним. Это было проекцией идеализирован­ного (спиритуализированного) образа анимуса. Но это также было первым указанием на способность ее эго работать с персо­нификацией. Я "дезамплифицировал" мифологическую параллель с Аполлоном и Артемидой.