Теория языка

Наряду с высказываниями о погоде безличные предложения субъективного состояния глобально обозначают переживание и добавляют в одном из косвенных падежей соответствующие личные местоимения: taedet те, pudet me, piget me (alieuius rei), mich ekelt, mir graut. Вопрос об употреблении mir, mich или meiner вторичен. Прежде нужно задуматься, почему в латинском вместо necor, necaris параллельно не образуются безличные предложения necatur mihi, necatur tibi, конструкции, которые были бы возможны и даже неизбежны, если бы, как в безличных предложениях, первоначально глобально названное событие убийства должно было мыслиться как относящееся к лицу, определяемому речевой ситуацией, то есть к объекту Я–дейксиса или Ты–дейксиса. Но этого не наблюдается в символическом поле истинно глагольного предложения, здесь мы имеем дело с расчлененным описанием рассматриваемого положения вещей с эксплицитным распределением ролей.

Тем самым мы снова естественным образом сталкиваемся с проблемой различных символических полей в различных языках. Она была поставлена, но не получила решения в конце третьей главы и здесь тоже не может быть решена чисто дедуктивно, без предварительной подготовки. Все же, как мне кажется, мы продвинемся вперед, если нам удастся верифицировать на материале родного языка первую дихотомию. Общая схема S ? P может сохраниться, поскольку в наших рассуждениях она только указывает на наличие в синтеме двух различных по функциям членов. Эта дифференциация функций выглядит иначе в наиболее известном нам глагольном предложении и в ситуативно не зависимом безличном предложении. Не случайно у логиков, ориентирующихся на индовропейские языки, вызывали удивление безличные предложения, которые они интенсивно изучали в течение нескольких десятилетий XIX в. Самый полный обзор предлагавшихся решений представлен в «Логике» Б.Эрдманна. Главная проблема состояла тогда в том, что представляют собой безличные предложения — предикат с отсутствующим субъектом или субъект с отсутствующим предикатом. Существуют сторонники обеих точек зрения. Es в немецком и il во французском, не имеющие языковых аналогов в латинском, с полным правом воспринимались обеими партиями не как функционирующая в языке persona tertia, а как «безличный» маркер, занимающий вакантную позицию в поле предложения. Сам Эрдманн признает себя приверженцем «предикатной» концепции и в духе древнеримского мифа о Юпитере Громовержце добавляет в качестве причины названных явлений природы (грома или дождя) нечто подразумеваемое, но не названное: «нечто» (вместо Юпитера) вызывает явление, воспринимаемое нами и получившее языковое выражение.