|
Тем самым в поле предложений, обозначающих факты, достигается максимальное освобождение смысла от условий речевой ситуации. Конечно, логик подумает совсем о другом, например о том, что в нашем примере имена собственные нужно заменить именами класса, получившими научные определения, или о том, что вместо временной человеческой любви в предложениях S? P в языке должны отражаться естественнонаучные истины более общей (вневременной) значимости. Согласимся и не будем возражать. В самом деле, ведь и донаучные сентенции, такие, как «Капля камень точит», претендуют на более общую значимость, чем пример о любви смертного Гая. Но ведь речь идет не об этом, а о том, может ли наш язык быть еще более объективным, представлять ситуацию еще более независимо от условий речевой ситуации. Ответ будет отрицательным. Указательный знак третьего лица ничему не мешающий придаток, который может отпасть и фактически отпадает, например в безглагольных коррелятивных предложениях. Но, вообще говоря, в естественном языке предел эмансипации достигается за счет номинации, используемой вместо какого бы то ни было указания. Еще большей «десубъективации» предложений можно ожидать от эксплицитных дефиниций употребляемых назывных слов, раскрытия привычных импликаций и более однозначного, чем в естественном языке, синтаксиса[282]. Подчеркнем, что все это относится к предложениям о действительности, и ни к чему иному. 6. Абсолютно свободные от указания предложения логики Последнее, что можно сказать о предложении без указательного поля, подводит нас к логике. С чисто языковой точки зрения математические равенства «дважды два — четыре», «а + b = b + а» и образцы логической аксиоматики «А есть А» не слишком отличаются от предложений о действительности, но тем не менее они должны быть особо выделены в теории языкознания. При этом не стоит забывать, что каждый говорящий в детстве усвоил и, постоянно тренируясь, запомнил значение всех назывных слов, опираясь на прямое или косвенное указание предметов и ситуаций. При столь же широкой интерпретации дейксиса, как у греков, можно точно доказать это утверждение. Тот, кто, будучи адептом науки, считает, что все может быть в конечном счете решено путем введения в логистику новых символов, сталкивается с вновь возникающим при обучении to–дейксисом: «Посмотри–ка! Знак на доске, на странице книги используется нами как символ того–то и того–то». Аналогичное явление происходит, например, при наделении значением всех символов, и без этих указательных вспомогательных средств практически ни одна символическая система не годится для интерсубъектного общения. Но пуповина, которая при овладении научной символикой связывает последнюю с естественным языком, питающим ее и позволяющем ей развиваться, кажется впоследствии, так сказать, перерезанной. — 316 —
|