|
3. Экспозиция и субъект Упоминание экспозиции не случайно. В рассматриваемых примерах она приводилась до предложения, а что случилось бы, если бы она была вовлечена в предложение? Имена собственные «Гейдельберг» или «Боденское озеро» обозначают неподвижные объекты, к которым, по сути дела, должен прийти Магомет, чтобы получить представление о семантическом наполнении этих имен. Если это осуществилось и для слушателя, который бывал там, а теперь находится в другом месте, всплывет имя собственное как субъект предложения, вступает в силу tо–дейксис к воображаемому, и уже более или менее подготавливается освобождение смысла предложения от условий конкретной речевой ситуации; тот, кто переносится к месту происшествия в воображении, может забыть, откуда он был сюда перенесен. Я привожу эти соображения, Во–первых, для того, чтобы воздать должное некоторым теоретикам языка, непосредственно определившим S как экспозиционный член предложения (из них наиболее последовательным был Ф.Вегенер). Во–вторых, для того, чтобы в определенном месте системы ввести в нашу репрезентацию еще один очень важный момент — десубъективацию человеческого языкового выражения. Словосочетание «идет дождь» без вступления воспринимается в речевой ситуации как характеристика погоды; в этот момент дождь идет там, где находится говорящий, to–дейксис указывает на положение вещей в области «здесь — сейчас» говорящего. При добавлении экспозиции «на Боденском озере» происходит шаг к освобождению: «На Боденском озере идет дождь» — это расширенное словосочетание может быть произнесено в любом месте, его смысл в значительной степени отделен от ближайшего to–дейксиса в рамках речевой ситуации. Возможно, такая структура предложения чаще встречается в языках с более богатой и доминирующей системой локализующих падежей, чем в индоевропейском. Экспозиционная формула адекватна, если в предложении достигается перенесение–освобождение подобного рода, но она недостаточна и неадекватна там, где в предложение встроены другие символические поля и благодаря им становятся возможными другие шаги к освобождению. В индоевропейских языках предпочитается акциональная модель мира, и в рамках этой модели важнейшим шагом к освобождению остается необычное перераспределение ролей в пользу так называемого третьего лица: Гай действует не только, когда он убивает льва, но и когда он видит и слышит. В широчайшем смысле слова он действует, возможно, даже и тогда, когда он сидит или просто живет. Но оставим последний вопрос открытым. Когда Гай сидит или «живет», символическое поле может несколько модифицироваться: Он жил в Риме. Гай подвергается воздействию, когда его согревает солнце, когда его любит друг и ненавидит враг, когда его выбирают консулом. Но как бы то ни было, если в латинском предложении Гай выступает — 310 —
|