Сознание как парадокс

И. П. Павлов, а вслед за ним и его ученики, разумеется, не свя­зывали существование ориентировочного рефлекса с решением позна­вательных головоломок в детерминированной среде. Они считали, что реакция организма на не ожидаемый мозгом сигнал имеет чрезвычайно важное биологическое значение. Мозг как бы получает сигнал тревоги:

«Внимание! Что-то не в порядке! Предшествующую деятельность временно прекратить!». Без такого рефлекса, говаривал Павлов, жизнь «висела бы на волоске». Ориентировочный рефлекс был также на­зван рефлексом «что такое?» Считается, что биологический смысл этого рефлекса — создание условий для лучшего восприятия раз­дражителя.

Не буду здесь обсуждать проблему биологического смысла — она, на мой взгляд, темна и запутанна3. Во всяком случае, не так про­сто понять, в чем заключается приспособительное значение внезапной приостановки текущей деятельности, вызванной неожиданным сигналом.

' Китаев-Смык Л. А. Психология стресса. М., 1983, с. 41. Я, правда, не представ­ляю, проверяемо ли это утверждение в эксперименте.

2 Впрочем, если после привыкания к определенному звуку этот звук изменить (например, как в экспериментах Е. Н. Соколова, уменьшить его интенсивность), то у испытуемого, снова наблюдаются ориентировочные реакции.

3См. об этом подробнее в: Аллахвердов В. М. Опыт теоретической психологии, с. 251-267.

344

Верное, каждый может вспомнить, как внезапно раздавшийся звук вызывал у него непроизвольное вздрагивание и испуг (а то и чувство ужаса). Неужели испуганное замирание субъекта биологически целесообразно? Казалось бы, неожиданный сигнал, если он связан с опасностью для жизни, должен сразу порождать необходимую систему действий, а не приостанавливать выполнение текущей. Именно так, кстати, ведут себя механизмы дыхания: в случае неожиданного недостатка кислорода они не замирают в ожидании дальнейших событий, а сразу делают все возможное, чтобы организм не погиб. Мне трудно также понять, в чем приспособительное значение увеличения времени реакции на неожиданные стимулы или возникновения ориентировочной реакции на неожиданное затухание (исчезновение) опасного раздражителя. Но, тем не менее, физиологам виднее: раз они видят биологический смысл, то, наверное, лучше знают, о чем идет речь. В нашей интерпретации, мы, однако, ведем речь лишь о частном случае буридановых проблем — о познавательных головоломках, решение которых заведомо не связано с логической целесообразностью.

Как можно в экспериментальных исследованиях ввести меру неожиданности стимула? Это не простая задача, поскольку неожиданность всегда связана с субъективными ожиданиями. Чаще всего пред­лагается, во-первых, что объективно более редко встречающиеся знаки и для субъекта окажутся более неожиданными. Обычно приме­няются такие приемы — выделение стимулов по их объективной частоте встречаемости (например, слов по частотному словарю), определение частоты тех или иных ответов в группе испытуемых (например, тех или иных ассоциаций к данному слову) и последующий её учет при планировании эксперимента или обработке данных и т. д. Во-вторых, в длительном эксперименте можно задать разную частоту предъявления знаков — считается, и не без оснований, что после достаточно длительной тренировки испытуемый различает стимулы по частоте их предъявления. В-третьих, в экспериментах используют знакомые и незнакомые стимулы. Последние, по определению,— нечастые гости в субъективном мире испытуемого.