Российский менталитет. Вопросы психологической теории и практики

Мы считаем основанием этой типологии разную степень бли­зости — отдаленности личности от позиций государства: инди­видуализированный — наиболее удален, скептический — сред­не, симпатизирующий — ближе, и, наконец, идентифицирую­щийся — полностью отождествляется с позицией государства.

Женевские исследователи, так же как и мы, считают од­ним из важнейших принцип «контекстности», когда проводят, например, различие между абстрактным признанием важности положения Декларации, что «каждый человек имеет право на образование», и его конкретной реализацией в жизни данной личности, возможностью или невозможностью такой реализа­ции. Однако для них центральным является контекст лич­ность — государство, мы же не можем считать этот контекст основным в силу отсутствия у нас правового государства и по­зиций разных типов личностей по отношению к нему, но вы­деляем три других выше описанных контекста.

Но наиболее существенным при сопоставлении теоретичес­ких позиций исследователей разных стран оказывается следую­щее различие, которое представляется, становится ключевым и для интерпретации эмпирических данных. У разных типов личности западно-европейского общества, выделенных В. Дуа-зом, на основе действующего правопорядка, направленного на

Правовые представления российского общества_________________________89_

поддержание основных ценностей, уже существует то или иное отношение к государству — отдаленное от него или максималь­но с ним солидаризирующееся. Поэтому интерпретация того или иного конфликтного, противоречивого правового явления лишь выражает сложившееся отношение, а также личный со­циальный опыт («переживания конфликтов» — по В. Дуазу).

В нашем же обществе, где отсутствует сложившееся отно­шение к государству (как правовому институту) напротив, толь­ко интерпретация, т. е. сам поиск определенности в неопреде­ленных, противоречивых правовых ситуациях, стремление к упорядоченности и целостности личной жизни могут привести к возникновению такого отношения. Иными словами, в запад­но-европейском обществе интерпретация является лишь кон­кретным проявлением обобщенных, устоявшихся институцио­нально, зафиксированных правовых взаимоотношений госу­дарства и личности. В нашем же обществе интерпретация — психологическая личностная предпосылка, механизм, посред­ством которого каждый раз заново, в каждом конкретном слу­чае отдельно разрешаются правовые ситуации, что, по мере возникновения все новых мнений, выводов личности, ее обоб­щений со временем приведет к правовому отношению.