Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса

Возникает вопрос: нельзя ли исследовать, зависит ли то, что я вижу в одной части поля, от того, частью какого целого оно является? От того, как оно расположено в целом и какую роль оно играет как часть внутри этого целого? Эксперимент позволяет дать утвердительный ответ. Каждый хороший ху­дожник знает эти вещи по чувству, все это не ново, хотя ни один ученый хорошо не обдумывал такие результаты; эта за­висимость становится настолько бросающейся в глаза, что, ес­ли, например, мы имеем две части поля, можно превратить од­ну из них в более светлую, другую — в более темную, причем при тех же самых элементах благодаря только тому, что изме­няются условия целого.

(Я не могу здесь останавливаться на трудностях• теории контраста. Обычная теория контраста была своеобразной за­платой на теле суммативной теории, и все более обнаружива­лось, что прежде очень правдоподобная теория контраста те­перь не справляется с этим положением вещей: речь идет не о сумме индукции1, но об условиях гештальта.)

Пойдем дальше. Я говорю, для того, что именно видят или слышат в одном месте, в одном поле зрения, в одной части поля, решающим является то, каковы отношения целого. Чело­век по отношению к полю, а также к тому, что происходит в поле — и это является одним из лучших моментов этой работы,— связан, по существу, с тенденциями поля, развивающимися в направлении к осмысленности, единству, к тому, чтобы управ­лять ситуацией, исходя из внутренней необходимости. И часто нужно применить очень сильное средство, чтобы разрушить по­ле или вынудить к другому состоянию поле, имеющее тенден­цию к смыслу, к хорошему гештальту.

Это поле по своей тенденции к целому имеет также свою динамику, и, таким образом, динамическое начало, которое до сих пор почти не встречалось в психологии, теперь выдвигается на передний план. Здесь обнаруживаются удивительные и в то же время очень простые связи. Но обо всем этом я не буду здесь говорить. Хочу отметить только немногое в этом плане. Я — часть в поле. Я — не впереди, как учат с древнейших вре­мен, принципиально. Я — среди других, по своей сущности Я принадлежит к самым замечательным и самым редким предме­там, которые существуют, предметам, которые, как кажется, господствуют над закономерностью целого. Я есть часть в этом поле. Что же отсюда следует? Определяется ли мое поведение в этом поле каким-нибудь отдельным моментом, как в случае ассоциаций, опытом и т. п.? Эксперименты показывают все яс­нее: нет, здесь опять выступают типичные закономерности це­лого, которые обусловливают тот факт, что человеческое су­щество чаще всего ведет себя осмысленно.