|
295 Выготский [43], говоря о детях, замечает, что игра ребенка всегда должна пониматься как воображаемое, иллюзорное осуществление неосуществимых желаний. Имея смещенный или диффузный характер, игра на этом более высоком уровне есть исполнение желаний часто с помощью того, что Выготский называет «орудием». Последнее представляет собою некоторый предмет, носящий внешне какой-либо признак желаемого состояния, например палочка, используемая в игре в роли лошадки (палочка — «лошадка»). Соглашаясь с Выготским, я полагаю, что такого рода символической игре позднего младенчества предшествует игра более раннего типа, которая оказывает решающее влияние на развитие ребенка в первые год-полтора его жизни. Я бы назвал ее «игрой овладения»; ее основная форма — взаимная примерка целей и средств. В отличие от иллюзорного осуществления неосуществимых желаний она представляет собой простое распространение на новые предметные области уже ранее приобретенных навыков. Несколько примеров из наших гарвардских исследований должны показать, как выглядят забавляющие ребенка вариации вновь установившихся подпрограмм. Шестимесячный малыш, научившийся легко схватывать предмет и отправлять его в рот, приступает к варьированию своих действий. Схватив предмет, он теперь подносит его к глазам для осмотра, трясет его, стучит им о кресло, бросает на пол — короче, включает предмет во все виды деятельности, которые он допускает. И наоборот, когда младенец овладел новым приемом в своем сенсомоторном развитии, например сочетанием силового и точного схватывания с перекладыванием предмета из одной руки в другую, он вскоре начинает применять этот прием ко всем предметам, имеющим свободный конец или иным образом удобным для схватывания. В первом случае новый предмет включается во все доступные ребенку подпрограммы; во втором — вновь освоенное действие применяется ко всем доступным ему предметам. Такого рода игра овладения особенно характерна для высших приматов, а некоторые ее элементы можно найти у всех млекопитающих. Эйбл-Эйбесфелдт [14] показал, каким способом рыжая белка приобретает навык разгрызания орехов и какова роль игры в этом процессе. Здесь, однако, имеется загадка. Пауль Шиллер [34] хорошо пишет об этом в своей значительной, но недостаточно оцененной 296 работе «Врожденные компоненты сложных реакций у приматов»: «Какие именно реакции являются сложными, а какие простыми, нелегко решить исходя из материала эмбриологических исследований, связанных с теорией поведения. Считается, что элемента сложных реакций могут появляться еще до конкретного обучение, однако вопрос состоит в том, могут ли определенные сочетания реакций, которые мы наблюдаем, образоваться в организме без всякой тренировки, просто по мере созревания эффекторов. Эксперименты по выяснению относительной роли созревания в отличие от опыта дают самые различные результаты в зависимости от вида испытуемого животного и от поставленной перед ним задачи. В одной из своих работ Споулдпнг (1875) [37] показал, что птицы успешно овладевают летательными навыками, даже если помешать им практиковаться на раннем этапе развития. По существу, тот же результат получили Кармайкл (1926) [10] относительно плавательных навыков у головастиков и Гезелл (1929) [18] относительно реакции ползания у детей-близнецов. С другой стороны, Шепард и Брид (1913) [36] обнаружили, что цыплятам приходится потратить несколько дней, чтобы научиться клевать зерно, будь то сразу после того, как они вылупились, или значительное время спустя, достаточное для созревания, если их предварительно держать на искусственном питании. Подобным же образом Стоун (1926) [39], а позднее Бич (1942) [3] констатировали резкие отклонения в характере спаривания у крыс, в раннем возрасте лишенных общества себе подобных. — 213 —
|