Опыт конкретно-исторической психологии личности

исторически последних, полностью еще не раскрывшихся форм его обособления1 — адаптивная социальная роль индивида, прилич­ная, приемлемая для социума личина, скрывающая собой нераз­витость индивидуальной его особости (лишь в принципе возмож­ной), способной, однако, при своем развитии продуктивной реализа­цией своей удивить и даже шокировать всех... Далее следует самое главное:

Но высшая форма обособления индивида — это поистине уникаль­ная, неповторимая индивидуальность. Ее отличает конкретность (или, иными словами, органичное единство внутреннего многообра­зия) всех креативных способностей индивида, обогащающая культуру народа осуществлением их творческого потенциала2.

Слово конкретность я выделил не случайно. Позже, в своих зрелых работах, Александр Валентинович разовьет эту мысль до под­линного логического и методологического открытия: только что ро­дившийся ребенок — вот кто должен быть понят как поистине полное в своей абстрактности определение и личности, и индивидуаль­ности! Ведь именно он, говоря словами Кьеркегора, настоящее гнездо возможностей: его человеческая сущность — в способности обособ­ления до уникальной творческой индивидуальности.

И если бы не врожденные патологии — эти «родимые пятна» техногенной цивилизации, ее бич, несправедливо наказывающий детей за «грехи» искалеченных ею же родителей, -- то каждый но­ворожденный индивид Homo sapiens не имел бы в себе внутренних препон личностного саморазвития в духовной и духовно-практичес­кой культуре человеческого общения. Но и они, эти самые «врож­денные патологии», как правило, не так страшны, как социальная дифференциация, одностороннее недоразвитие ребенка, вызываемое сдерживанием и торможением формирования креативных сил души, широко практикуемое в том числе и традиционной, чуть ли не сре­дневековой, школьной дидактикой, и родительским авторитарным «воспитанием»

Ребенок рождается как абстрактная личность (или, если по раннему Саше, индивидуальность). Его natura-naturans (творя­щая себя природа) физически и социально абстрагировала от всех возможных вариантов личностного обособления, но самой челове­ческой сутью своей способна к любому. И чем старше ребенок, тем шире поле выбора возможностей саморазвития, представляемое ему наличными (прежде всего социальными) формами предметно ориентированного общения. Что (говоря опять-таки абстрактно) было бы вполне естественно и совсем не страшно, если бы все усложняющаяся предметная ориентация его всеобщей креативности была бы закреплением и развитием его культурных потребностей и творческих способностей, сформированных еще в раннем детстве