Что ж, этот кто-то оказался провидцем: прежде всего наш одессит легко завоевал сердца и друзей моих молодых, и всех моих домочадцев, став для нас нашим Сашей. Он крепко подружился и с 5 Дэвидом, моим стажером из Англии, тогда докторантом Оксфорда1, и с Борисом Элькониным, тогда аспирантом, а ныне блестящим ученым, доктором психологических наук, заведующим сразу тремя славными лабораториями, и с Виталием Рубцовым, ныне академиком и директором Психологического института, и с моей младшей дочерью, в то время еще очень маленькой. С ней Саша, забыв про спорящую кухню, мог играть часами, импровизируя в четыре руки на фортепьяно или сам, сочиняя для нее забавные мелодии. Стал он своим и у Эвальда Ильенкова, редко выходившего из своего дома, но на нашей кухне не раз бывавшего. Поступив в тот же год в аспирантуру Института общей и педагогической психологии Академии педагогических наук СССР, Саша Толстых под руководством известного психолога Давида Фельдштейна защитил кандидатскую диссертацию о личности подростка, да так и остался верен этой теме до конца дней своих, таких, увы, недолгих. Уже в этой первой его работе прозвучала нетривиальная мысль о месте проблемы личности в детской и возрастной психологии. О ней я после скажу подробнее. Она того стоит. Но тогда для меня уж очень вовремя она подоспела... Со своей темой и мыслью он, оставленный после защиты в институте, и пришел младшим научным сотрудником к нам в Лабораторию теоретических проблем психологии деятельности, сразу же попав, что называется, из огня да в полымя. — 4 —
|