|
Если вернуться еще раз на несколько веков раньше — в эпоху расцвета древнегреческой культуры, немыслимой без древнегреческого театра с его великой трагедией, — то и там мы находим столь же отчетливую тягу к оппозиционности зрелищного общения. Причем, в отличие от изрядно разложившихся римлян на грани эр, древние греки могли черпать из оппозиционности театрального зрелища серьезный нравственный, воспитательный потенциал. Трагедия выносила социальные и политические конфликты на подмостки, в идеальную сферу и, трактуя общественные и культурные страсти как оппозицию добра и зла, содействовала улучшению нравов. Зрелищная культура древности, античности и средневековья выполняла и еще одну важную функцию, также основан- 231 ную на оппозиционности: верха — низа, богатства — бедности, серьезного — смешного и т.д. Это великолепно показал в своих работах М. М. Бахтин. Зрелищное общение, например, в виде карнавалов, позволяло иначе увидеть общественную жизнь путем ее пародирования, вышучивания. Игровое по своей природе, зрелищное общение людей во время карнавала позволяло примеривать различные маски, играть любые социальные роли. Это был прекрасный социально-психологический тренинг для наших предков, позволявший им переносить нешуточные будни ранних эпох развития общества. Значение таких зрелищных форм общения, составлявших основу смеховой народной культуры, показывает хотя бы такой факт, что шутовские забавы порой встраивались непосредственно в богослужение и тут же, в церкви, в него включались и миряне, и клирики, и профессиональные шуты. «Для правильного понимания проблемы карнавализации следует отрешиться от упрощенного понимания карнавала в духе маскарадной линии нового времени и тем более от прошлого богемного его понимания. Карнавал — это великое всенародное мироощущение прошлых тысячелетий. Это мироощущение, освобождающее от страха, максимально приближающее мир к человеку и человека к человеку (все вовлекаются в зону вольного, фамильярного контакта), с его радостью превращений и веселой относительностью, противостоит только односторонней и хмурой официальной серьезности, порожденной страхом, догматической, враждебной становлению и смене, стремящейся абсолютизировать данное состояние бытия и общественного строя. Именно от такой серьезности и освобождало карнавальное мироощущение. Но в нем нет ни грана нигилизма, нет, конечно, и ни грана пустого легкомыслия и пошлого богемного индивидуализма» (М. М. Бахтин). Таким образом, мы видим, что зрелище представляло собой особую форму общения, целью которого было спровоцировать, вызвать в максимально яркой, обнаженной форме эмоции людей путем концентрирования их в замкнутом, сравнительно небольшом пространстве (театр, стадион, цирк), доведения их эмоции до апогея через мимику, пантомиму, моторику и взаимное внушение зрителей и затем снять это напряжение посредством своеобразной разрядки чувств, уравновешивающей человека с самим собой и миром и поднимающей его до уровня высших чувств. — 202 —
|