|
Подростковые группировки обычно хорошо организованы, требуют безусловной и непререкаемой лояльности, преданности группе. В этом смысле организационные основы неформальной общности также настроены на волну деперсонализации, уничтожения личностного начала, как и ее идеология, основанная на мифологии и зрелищности. Лишь жестко держа горизонтальные связи, за счет разрушения связей вертикальных, отсекая связи с миром взрослых, группа обеспечивает свою устойчивость. Как это ни парадоксально, но полувоенная организация группировки отвечает чувствам подростка, главным из которых является страх потерять «свою» группу, боязнь отторжения, грозящего каждому чужаку. Отсюда и псевдоморальная установка делать что-то вопреки собственным желаниям, тщательно их прятать от окружающих. Весьма своевольные в школьном и домашнем кругу, подростки в группировке могут проявлять чудеса дисциплины и самоограничения. Лишаясь свободы выбора, они обретают взамен нечто крайне важное, поскольку чувство зависимости рождает чувство уверенности в себе, что позволяет снять или, по крайней мере, отодвинуть львиную долю фобий и найти относительный душевный комфорт. Такая общность держится не коллективизмом, а стремлением к разграничению с другими общностями. Все подростковые 236 группы — соперничающие группы. Причем это соперничество чем дальше, тем больше носит характер столкновений, в том числе и кровавых. Определенное влияние на идеологию подростковых групп начинает оказывать организованная преступность. Все это не удивительно, поскольку деперсонализирующий эффект неформального общения в группах с низким уровнем рефлексии позволяет подсовывать в качестве групповых самые различные цели и средства их достижения. Энергичность, активность неформальных групп, их жесткую организацию можно использовать как в социально-позитивных целях (в случае предложения позитивных программ), так и в целях асоциальных. Причем последнее более реально, учитывая те барьеры, которые ставит между высокими социальными задачами и неформальными группами низкий уровень интеллектуального и культурного развития их членов. По мнению врачей знаменитой московской клиники Склифософского, до 80% обитателей палат — подростки, участники и жертвы уличных побоищ. А есть еще «казанский синдром». Казань — не исключение, не нечто из ряда вон выходящее; это скорее нарицательное, чем топографическое обозначение места действия. И все же вглядимся в «казанский синдром». Город поделен на кварталы между 64 группировками, насчитывающими в своих рядах более полутора тысяч человек. Каждая строится примерно по одному принципу, в основе которого жесткая дисциплина и безоговорочное подчинение: «скорлупа» — ребята в возрасте 12 — 14 лет, взрослея, становятся «суперами», потом приобщаются к «молодежи» и, наконец, годам к двадцати выходят в «старики». У каждой подгруппы есть руководитель (у «скорлупы», у «суперов» и т. д.). Во главе всей группировки стоит лидер. Он, как правило, в уличных боях не участвует, предпочитая «дистанционное управление» своими подчиненными, потому-то чаще драки между группировками носят не стихийный, а организованный, «целевой» характер, когда противник, место и время акции согласовываются заранее между лидерами. — 206 —
|