|
В этих условиях (эксперимент проводился с физическим типом стрессора) наблюдался следующий факт. В присутствии аудитории имело место заметное учащение рискованных выборов. Однако эти же испытуемые действовали в целом осторожно (т. е. останавливали подвижную точку вдали от зоны запрета). Испытуемые вне контакта с аудиторией реже выбирали рискованные пункты остановки, но зато выбрав, не избегали действий в зоне опасности. Факт влияния аудитории, очевидно, заключался в усилении “ценностного“ момента риска, что, однако, далеко не всегда обусловливало обеспечение реально-практической предрасположенности к риску. В силу этого возникали “ножницы“ между намерением рисковать и способностью идти на риск. Перейдем теперь к освещению экспериментов с регламентацией общения, основных в плане решения вопроса о нормативности риска. Учитывая возможное своеобразие поведения испытуемых в присутствии группы при учете того, каков характер угрозы, опыты проводились с двумя видами стрессоров — с физическим наказанием (звук в наушники) и социальными санкциями в случае неуспеха. Вот как проходил эксперимент с применением физического стрессора. Испытуемые — 82 человека, студенты — были разделены на 2 экспериментальные группы. Участники I экспериментальной подгруппы (50 человек) действовали в изоляции от группы сокурсников. С испытуемыми II экспериментальной подгруппы (32 человека) опыты велись в присутствии аудитории, состоявшей из 4—6 человек, входивших в ту же, что и испытуемый, учебную группу. Испытуемый должен был называть номера выбранных мишеней при всех, вслух! Возможные коммуникации между испытуемым и группой прямого наблюдателей были жестко ограничены: случаи прямого обращения представителей аудитории к испытуемому и переговоры с ним были исключены; точно также регламентировались всевозможные невербальные реакции, которые могли бы так или иначе повлиять на испытуемого: жесты восклицания и т. п.; наблюдателям запрещалось также переговариваться между собой. Лица, образующие “аудиторию“, не знали о действительной цели испытания и о подлинной причине, по которой они были привлечены в качестве наблюдателей. Таким образом, организация эксперимента была подчинена задаче создания ситуации такого своеобразного “давления“ группы на испытуемого, когда фактором воздействия должны были бы стать имеющиеся у субъекта представления о нормах поведения в данной ситуации, выступающие в форме приписываемых группе ожиданий. Повлияет ли факт присутствия группы на частоту случаев “бескорыстного риска“? Будут ли наблюдаться изменения в сторону повышения тенденции к риску? Сопоставим ли процент рискующих среди испытуемых I и II экспериментальных подгрупп? Данные таковы. Испытуемые, действовавшие в изоляции от аудитории, выходили в зону риска (46% случаев). В группе участников испытания, работавших на глазах у товарищей, число рисковавших было меньше и составляло 33% от общего числа испытуемых в группе. Таким образом, включение наблюдателей в экспериментальную ситуацию не приводит к росту числа случаев риска (и ведет даже к некоторому его снижению). Это ставит под сомнение исходное допущение о том, что тенденция к “бескорыстному“ риску вызвана стремлением субъекта действовать в соответствии с некоторыми нормами, интернализованными им из ближайшей среды общения. — 60 —
|