Метод наблюдения и беседы в психологии

Каким образом составить себе правильное представление об истории прошлой жизни больного? Эта история является базой для всего дальнейшего исследования, во многих же случаях — при незначительных объективных данных — для нашего меди­цинского суждения вообще. Поэтому психологически безупреч­ная техника опроса как телесно, так и психически больных имеет, по крайней мере, такое же значение, как и умение пользоваться при всех методах телесного исследования слуховой трубкой и зеркалом. Этого нельзя не подчеркнуть. Душевное состояние на­шего пациента до опроса является для нас чем-то вроде жидкости, из которой мы должны выловить несколько маленьких частиц; если мы неловко толкнем ее или бессистемно помешаем, все станет мутным и смешается, так что мы ничего не сможем ни увидеть, ни использовать.

Психология высказывания

О «психологии высказывания» писалось много. Нам доста­точно знать немногое об этом. Образы наших воспоминаний не лежат в нашем мозгу, подобно устойчивым «переводным картинкам» или фотографическим клише в готовом состоя­нии, чтобы сейчас же, как только потребуется, стереотипно репродуцироваться. То, что через некоторое время еще оста­ется в памяти от пережитой сцены, всего лишь несколько остатков оптических, акустических и тактильных впечатле­ний, которые в свое время уже при возникновении соедини-

1 Кречмер Э. Медицинская психология, СПб.: Союз, 1998. С.339-382.

79

лись с готовыми элементами представлений другого рода, При дальнейшей передаче они часто пополняются в большом объе­ме из общего запаса представлений рассказывающего лица, причем рассказчик не сознает, что он передает какие-нибудь недостоверные воспоминания, за «достоверность которых он не мог бы ручаться». Если мы, например, близких пациента заставим рассказать о произошедшем с ним ранее припадке, они при совершенно правдоподобном в других отношениях описании ошибочно могут нам рассказать, что он скрежетал зубами, что у него пена выступала изо рта, — и все это только потому, что в популярное представление об эпилептическом припадке входит скрежет зубов и пена у рта. Картина припад­ка, с пробелами сохранившаяся в воспоминании рассказчика, обогащается, таким образом, из общего запаса его представ­лений элементами, которые, согласно субъективной вероят­ности, восполняют ее до закончейного целого.

Особенно силен этот неосознанный преобразовательный процесс памяти в тех случаях, когда к нему присоединяются кататимные влияния, и в первую очередь тогда, когда рассказ­чик субъективно заинтересован в определенной версии факта: когда притязания на ренту, угрожающие судебные наказания или дипломатические соображения домашнего или профессио­нального характера побуждают пациента смотреть на свою бо­лезнь или на какую-либо определенную причину ее возникно­вения как на нечто желанное. Отдельные части целого факта, аффективно не акцентированные и не подходящие, затемняются, вытесняются, в то время как ярко выступают части, аффектив­но акцентированные (как это наблюдается в большой мере при возникновении националистической военной лжи всех народов). Так, например, желание ренты может внезапно оживить в со­знании действительные, но незначительные недомогания, имев­шиеся в течение многих лет до несчастного случая и ранее не­замечаемые. При этом потерпевший не осознает никакого преувеличения. Как раз у искателей ренты факты памяти часто подвергаются продолжительному кататимному процессу преоб­разования, причем первоначально полусознательно преувели­ченные недомогания и надуманные расстройства незаметно ^объективируются», т,е, приобретают для сознания пациента значе­ние действительных симптомов болезни. Чем чаще ему приходится об этом рассказывать, тем больше & его пользу складывается соотношение между несчастным случаем и заболеванием, и7 наконец, оно закрепляется так же прочно в его сознании, как