Психология сознания

Из приведенных фактов, как и из большого количества других, которые можно присовокупить к ним, вытекает следу­ющее заключение: первобытные люди ничего не воспринима­ют так, как мы. Точно так же как социальная среда, в которой они живут, отличается от нашей, и именно поэтому внешний мир, воспринимаемый первобытными людьми, отличен от того мира, который воспринимаем мы. Они, несомненно, име­ют те же органы чувств, что и мы, правда, скорее, менее утон­ченные, чем наши, вопреки существующему предубеждению противоположного характера, и то же строение мозгового ап­парата, что и у нас. Следует, однако, учитывать тот элемент, который вносится в каждое их восприятие коллективными представлениями. Каков бы ни был предмет, появляющийся в

их представлении, он обязательно содержит в себе мистиче­ские свойства, которые от него неотделимы, и познание перво­бытного человека действительно не отделяет их, когда воспри­нимает тот или иной предмет.

Для первобытного сознания нет чисто физического факта в том смысле, какой мы придаем этому слову. Текучая вода, дующий ветер, падающий дождь, любое явление природы, звук, цвет никогда не воспринимаются так, как они восприни­маются нами, т. е. как более или менее сложные движения, на­ходящиеся в определенном отношении с другими системами предшествующих и последующих движений. Перемещение материальных масс улавливается, конечно, их органами чувств, как и нашими, знакомые предметы распознаются по предшествующему опыту, короче говоря, весь психофизиоло­гический процесс восприятия происходит у них так же, как и у нас. Однако продукт этого восприятия у первобытного чело­века немедленно обволакивается определенным сложным со­стоянием сознания, в котором господствуют коллективные представления. Первобытные люди смотрят теми же глазами, что и мы, но воспринимают они не тем же сознанием, что и мы. Можно сказать, что их перцепции состоят из ядра, окруженно­го более или менее толстым слоем представлений социального происхождения. Но и это сравнение неточно и довольно гру­бо. Дело в том, что первобытный человек даже не подозревает возможности подобного различения ядра и облекающего его слоя представлений. Это мы проводим такое различение, это мы в силу наших умственных привычек не можем не проводить та­кого различения. Что касается первобытного человека, то у него сложное представление еще недифференцированно. <...>

Общеизвестен факт, что первобытные люди и даже чле­ны уже достаточно развившихся обществ, сохранившие более или менее первобытный образ мышления, считают пластиче­ские изображения существ, писанные красками, гравирован­ные или изваянные, столь же реальными, как и изображаемые существа. «У китайцев, — пишет де Гроот, — ассоциирование изображений с существами превращается в настоящее отож­дествление. Нарисованное или скульптурное изображение, более или менее похожее на свой оригинал, является alter ego (вторым Я) живой реальности, обиталищем души оригинала, больше того, это сама реальность... эта столь живучая ассоциа­ция является на деле основой идолопоклонства и фетишист­ского культа в Китае». <...>