Дети с аутизмом

Жить без метафор значит жить частностями, не имея возможности обобщить свой опыт и предвидеть решение новых проблем, понять, что то, что скрыто (будь то эмоции, контекст или общее, абстрактное правило), придает смысл тому, что находится на поверхности, и потоку ощущений. В более общем смысле, не понимая метафор, люди с ASD доверяют управление своим поведением черно-белым правилам, а структурирование своего мира — рутине и требованию единообразия. Конечно, и такая жизнь тоже имеет свои положительные стороны, но за них приходится дорого платить.

Поэт Уоллес Стивене писал, что реальность — это клише, от которого мы спасаемся с помощью метафор. Возможно, это происходит потому, что метафора несет добавочный смысл; то есть в ней заключен как буквальный, так и фигуральный смысл. Фигуральный смысл возникает из подразумеваемого понимания контекста как говорящим, так и слушателем. У обычных детей смысл возникает из взаимного, почти имплицитного и предсознательного понимания социального мира, к которому принадлежат и говорящий и слушатель. То, что происходит, когда у человека та или иная форма аутизма, заключается в следующем: само по себе буквальное значение, столь часто не связанное с контекстом, постороннему кажется лишенным смысла. Называть дядю Боба «мистером Пайпсом» лишено всяческого смысла до тех пор, пока слушатель не догадается о контексте, используемом ребенком. В данном случае фигуральный смысл возникает из контекста интересов ребенка и его одержимости (т. е. сле-сарно-водопроводного дела). Однако без знания конкретного интереса фраза, произнесенная ребенком с ASD, нередко кажется бессмысленной.

Ключ к тому, чтобы помочь ребенку с той или иной формой аутизма, заключается в следующем: мы как слушатели должны догадываться о контексте — говорить то, что остается несказанным, и от имени ребенка привносить в разговор добавочный смысл. Мы должны вытащить этот смысл на дневной свет. А чтобы справиться с этой задачей, надо поставить себя на место ребенка, увидеть мир его глазами, быть осведомленными о его интересах, заботах и недавних переживаниях. Все это значительно облегчает понимание поведения и общение. Без этих знаний возрастает вероятность непонимания, которое может привести к конфликту, к вызывающему поведению, к агрессии и к «зацикленности» на неадекватных и стойких реакциях.

Эту парадигму иллюстрирует простой, но весьма распространенный пример. Ребенок за руку тащит мать к холодильнику, при этом он не говорит, что ему нужно, и даже не показывает пальцем на холодильник. Если мать не догадается о его мотивации (о том, что он хочет что-то съесть или выпить), он начинает нервничать, может начать плакать или даже ударить мать или себя. Когда же мать, «прочитав» мысли ребенка, открывает холодильник, ей снова нужно догадываться о том, чего же он хочет. Но она может лишь предполагать, потому что ребенок не может или не хочет общаться с ней. Что он любит больше всего? Давно ли он последний раз что-то пил? Может быть, он вовсе не голоден, а хочет пить? Мать снова должна догадываться о желаниях ребенка от его имени, потому что он сам не может сказать о них. Если она допускает ошибку, следуют вспышки гнева, агрессия и фрустрация.