Дети с аутизмом

Как часто случается, когда стараешься вовлечь в разговор ребенка или взрослого с ASD, общий смысл ускользал от меня. Я погряз в деталях, и меня закружил водоворот ощущений. Знакомые слова стали звучать поразительно незнакомо. Вскоре отдельные слова стали утрачивать свой смысл. Лишенный легкоустанавливаемых связей, я все более и более вслушивался в звуки и ритм его речи. Постоянные повторы делали знакомое необычным.

Изо всех сил стараясь понять то, что говорил Уильям, я невольно думал о том, испытывает ли он то же самое, слушая других людей. Чувствует ли он себя выключенным из разговора, не способным уловить смысл в ситуации, связанной с социальным использованием языка? Я сомневался в этом, ибо мое непонимание ничуть не расстраивало его и он практически не осознавал мои трудности. Без сомнения, у него нет той проницательности, которую демонстрировала в разговорах с другими людьми Шарон. Но у него есть потребность в коммуникации, и она в известной мере доставляет ему удовольствие. Иначе зачем ему рассказывать мне все это о станциях метро? Если дети с аутизмом разговаривают, то чаще всего для того, чтобы что-то попросить, например еду, любимый видеофильм или разрешение заняться тем, что составляет предмет их интереса или одержимости. Иногда они могут подробно рассказывать о своем интересе, по-видимому, для того, чтобы собеседник разделил его с ним. Проблеск желания разделить свой интерес с другим становится ключом к вмешательству (см. ниже), но распространить это на что-либо, кроме интересов ребенка и его одержимости, очень трудно. Это позволяет предположить, что некоторые дети с разными формами аутизма хотят разговаривать, но в большинстве случаев не будут этого делать (см. историю Барбары, описанную в главе 1); другие не могут говорить даже при правильной мотивации и вынуждены полагаться на такие неестественные средства коммуникации, как общение с помощью картинок, например.

Меня также поразило и то, что Уильям не использовал в своей речи метафор. Предметы не похожи ни на что другое; они существуют сами по себе. Метафоры вездесущи, они постоянно присутствуют в любом разговоре и являются важным средством передачи смысла. Многие понятия и выражения, которые мы используем, имеют метафорический оттенок: «Пустая трата времени», «Сегодня я раскис», «Когда я смотрю в будущее, завтрашний день манит меня» и т. д. Возможности языка передавать новый смысл беспредельны, и в этом его прелесть. Парадоксально, что эта возможность реализуется с помощью ограниченного набора слов и ограниченного числа способов их сочетания с помощью правил грамматики. Создавать и понимать метафоры — важный лингвистический навык, который, судя по всему, «вшит» в мозг. Дети начинают ценить метафоры примерно в трехлетнем возрасте, а в возрасте пяти лет они способны понять разницу между буквальным и метафорическим смыслом. Следовательно, с раннего возраста метафоры связывают мириады ощущений, которые мы все испытываем. Известно, что люди с аутизмом и с синдромом Аспергера могут использовать фразы, которые звучат как метафоры. Например, Джастин (глава 3) нередко использовал клише, являющиеся по сути «мертвыми» метафорами: «Этот звук больше не "заводит" меня». В данном контексте он использовал слово «заводить» для метафорического описания своего настроения. Но это не метафора в том смысле, о котором я сейчас говорю, потому что Джастин не сам придумал ее, чтобы выразить новый смысл; он лишь воспользовался общеизвестным выражением, чтобы повторить уже известное. Это выражение по-настоящему не более метафорично, чем буквальные слова, использованные для выражения того же самого. К другому типу ложных метафор относятся придуманные неологизмы или слова с сугубо личным или своеобразным смыслом. Слушатель может интерпретировать их как метафоры, но для человека с аутизмом или синдромом Аспергера они такой роли не играют. Например, некоторые дети с аутизмом, обращаясь к близким знакомым, используют вместо имен марки их автомобилей или их адреса. «Привет, "Шевроле"-фургон», — сказал мальчик другу семьи, приехавшему в гости на своей машине «Шевроле»-фургон. «Когда 42 придет обедать?» — спрашивал другой мальчик с аутизмом. В данном контексте 42 — номер улицы, на которой живет потенциальный гость. В таком неологизме некий аспект или деталь, ассоциирующиеся с данным человеком, становятся им самим. Человек вычеркнут деталью. Эта деталь не символизирует человека, как в метафоре; получается так, словно этот человек и есть та самая деталь. По крайней мере, это именно так воспринимается индивидом, находящимся за пределами данного личного смысла.