|
Средневековая поэзия разнообразна, утонченна. Но в ней eci i. )дин органический изъян: она не улавливает тончайшие переливы гувства. Конечно, выраженная в ней любовь не абстрактна. Опту-гимы тоска, энергия, даже боль. Но в лирических описаниях ощупается трафаретность. Поэт ищет яркой, но стереотипной форму-ил, с помощью которой выражает свое восхищение дамой сердца. Разумеется, у этой дамы есть имя, она проживает в старинном !амке, мы кое-что знаем о ее судьбе. Однако поэта интересует не он* зама в своей подлинности, а скорее ее поэтический образ, неким адеальный архетип. Иногда между прототипом и его образом возникает огромная дистанция. Дон Кихот страстно увлечен Дульси* теей Тобосской. Но читатель предуведомлен: она заколдована. Дли зсех прочих она — простая крестьянская девушка. Роман Сервап геса, разумеется, не поэзия трубадуров. Это скорее попытка создать -фонический подтекст, высмеять отвлеченную, придуманную страсть. Рыцарская этика располагала особыми ритуалами, которы! предписывали влюбленному, как надлежит ухаживать, строит" амурные отношения, добиваться изысканности чувств. Соблюдение этих правил оказывалось столь же неукоснительным, сколь совер« шение рыцарских подвигов. Воин не мог считаться доблестным гели у него не было дамы сердца. В то же время влюбленный бь просто обязан совершать ратные подвиги, без чего его чувство ли шалось всякой ценности. Конечно, неподдельное влечение прорщ валось сквозь череду формальных установлений. Но оно в извест* ной мере все-таки было условным. Средневековье пестовало два типа любви — религиозный экста и мирское чувство. Средневековый мистик Мейстер Экхарт ци тирует Библию: "Сильнее чем смерть—любовь". Но здесь речь иде о любви к Богу. Это чувство возникает из потребности человека пре одолеть отчужденность и достичь соединения с другим существом Любовь к Богу не менее многогранна, чем обычная земная страст 228 Неужели в другие эпохи любили иначе? Во всех религиозных системах, даже в мистических, обходящих-ги без учения о Боге, предполагается реальное существование лучинной сферы, которая выходит за пределы человека, придает знамение и ценность его земному существованию, вызывает страстное t i ремление к спасению и внутреннему возрождению. Любовь к Богу — сугубо духовное чувство. При чем здесь эрос? Возможна ли здесь игра страсти? Или, напротив, говорить можно только о воздержании, об искуплении греховных чувств? II теологам, и психологам известно: чем возвышеннее пережи-нлиие, тем глубже в нем неистовое буйство темных желаний. Вот ничему религиозные влечения несут в себе множество психоло-шческих оттенков. В них прихотливо сплетаются различные побуждения. — 170 —
|