|
– Как же, как же. Маргарита, не заметив, что упал на землю и второй букетик, стояла и не спускала глаз с процессии, которая в это время колыхнулась и тронулась. – Скажите, – наконец выговорила она сквозь зубы, – вы их, по-видимому, знаете, нет ли среди них Латунского, критика? – Будьте любезны, – охотно отозвался сосед и привстал, – вон он, с краю… в четвёртом ряду, с этим длинным как жердь, рядом… Вон он! – Блондин? – глухо спросила Маргарита. – Пепельного цвета… видите, глаза вознёс к небу… – На патера похож? – Вот, вот… – Ага, ага, – ответила Маргарита и перевела дыхание, – а Аримана не видите? – Ариман с другой стороны… вон мелькает лысина., кругленькая лысина… – Плохо видно, – шепнула Маргарита, поднимаясь на цыпочки, и ещё спросила: – Ещё двое меня интересуют… Где Мстислав Лавровский? – Лавровского вы сейчас увидите, он в машине едет сзади… Вот пройдут пешие… – Скажите, хотя, впрочем, это вы наверное не знаете… Кто подписывается – «З.М.»? – Чего ж тут не знать! Зиновий Мышьяк. Он, и никто иной. – Так, – сказала Маргарита, – так… За пешими потянулся ряд машин. Среди них было несколько пустых таксомоторов с поваленными набок флажками на счётчиках, один открытый «линкольн», в котором сидел в одиночестве плотный, плечистый мужчина в гимнастёрке. – Это Поплавский, который теперь будет секретарём вместо покойника, – объяснил рыжий, указывая рукою на «линкольн», – он старается сделать непромокаемое лицо, но сами понимаете… его положение с этой головой… А! – вскричал рыжий, – вон, вон, видите… Вон Лавровский! Маргарита напряглась, в медленно движущемся стекле мелькнуло широкое лицо и белый китель. Но машина прошла, а затем наступил и конец процессии, и не было уже слышно буханья турецкого барабана. Маргарита подняла фиалки и села на скамейку. – А вы, как я вижу, не любите этих четырех до ужаса, – сообщил, улыбаясь, разговорчивый сосед. Маргарита на это ничего не ответила, лишь скользнула взглядом по своему вульгарно и цветисто одетому соседу. Но глаза её как будто бы выцвели на время, и в лице она изменилась. – Да-с, – продолжал занимать беседой Маргариту Николаевну гражданин в котелке, – возни с покойником не оберёшься. Сейчас, значит, повезли его в крематорий. Там Поплавскому речь говорить. А какую он речь скажет, предоставляю вам судить, после этой истерики с головой, когда у него в голове всё вверх тормашками. А потом с урной на кладбище… Там опять речь… И вообще я многого не понимаю… Зачем, к примеру, гиацинты? В чём дело? Почему? Почему понаставили в машину эти вазоны? С таким же успехом клубнику можно было бы положить или ещё что-нибудь… Наивно всё это как-то, Маргарита Николаевна! — 325 —
|