|
А Маргарита кричала ему беззвучно: – Ну вот, все эти ужасы кончились! Кончились! Ведь я говорила тебе, что выманю тебя на юг! Оба они, перегоняя друг друга, в двух лёгких лодочках скользили по воде и смеялись. Маргарита от того, что вышло по её, что кончились ужасы. Да, смеялась Маргарита во сне, и за это, проснувшись, платила частым тихим и тайным плачем. Положение её было ужасно. Она не знала теперь, кого она любит – живого или мёртвого, и чаще, и упорнее ей приходила в серых сумерках наяву мысль, что связана она с мёртвым. Это с мёртвым она летит в сонной лодке, с ним она плывёт! Вывод не трудно было сделать. Нужно было или забыть его, или самой умереть. Влачить такую жизнь нельзя! Забыть его, забыть! Но он не забывается! Нередко, оставшись одна зимою, а Маргарита пользовалась каждым случаем, чтобы остаться одной, она, сидя у огня возле печки, в память того огня, что горел, когда писался Понтий Пилат, отдавала себя на растерзание себе самой. Ах, как легко это было сделать! Стоило только сравнить ей себя с Левием Матвеем, хорошо ей известным и памятным, и мучения Маргариты становились жгучими. Запустив пальцы в волосы или сжав голову, она покачивалась у огня и бормотала: – Да, да, да, такая же самая ошибка… Зачем, зачем я тогда ушла ночью от него? Зачем? Безумство! Я вернулась на другой день, но было поздно. Я вернулась, как несчастный Левий, слишком поздно. В таких бесполезных размышлениях о Левии Матвее, в таких мучениях прожила Маргарита Николаевна полтора года». При перепечатке этого текста в мае-июне 1938 года Булгаков внёс в него следующее дополнение: «Чтобы ещё больше растерзать себя, Маргарита до мельчайших подробностей вспоминала то утро, как она, оставив записку своему мужу, кинулась в переулок, в подвальные комнаты. Его уже не было. Он бесследно исчез. И перед глазами Маргариты вставал кабинет мужа, и она видела, как будто это происходило сейчас, что она рвёт бесполезную написанную ею записку». Она просыпалась разбитой, осунувшейся и, как ей казалось, старой. – В следующей редакции: «…Маргарита проснулась около одиннадцати часов утра в своей спальне, выходящей фонарём в башню причудливой архитектуры особняка в одном из переулков Арбата. Проснувшись, Маргарита не заплакала, что бывало очень часто. Она проснулась с предчувствием, что сегодня произойдёт что-то, наконец что-то произойдёт. Лишь только Маргарита ощутила это предчувствие, она стала подогревать и растить его в своей душе, опасаясь, чтобы оно её не покинуло. – Я верую! – шептала Маргарита торжественно, – я верую! Что-то произойдёт! Не может не произойти, потому что за что же, в самом деле, мне послана пожизненная мука? Да, я лгала и обманывала, но нельзя же наказывать так жестоко. Произойдёт что-то непременно, потому что не бывает так, чтобы что-нибудь тянулось вечно. Кроме того, сон был вещий, за что я ручаюсь! — 322 —
|