|
Маргарита вздрогнула, повернулась». «Глаза умные, рыжих люблю»… – В следующей рукописной редакции: «Совершенно разбойничья рожа, – подумала Маргарита, вглядываясь в неизвестного и убеждаясь, что он, в довершение всего, и веснушками утыкан, и глаз у него правый не то с бельмом, не то вообще какой-то испорченный глаз». Губная помада и крем С наступлением весны по вечерам… – В следующей рукописной редакции: «Вечер настал не жаркий, не душный, а редкий для Москвы – настоящий весенний, волнующий вечер. Луна висела в чистом небе полная, разрисованная таинственным рисунком, и настолько залила сад, в котором был особняк, что отчётливо были видны кирпичики дорожки, ведущей к воротам. Липы, клёны, акации разрисовали землю сложными переплётами пятен. Загадочные тени чередовались с полями зелёного света, разбросанными под деревьями. Трёхстворчатое окно в фанере, открытое и задёрнутое шторой, светилось бешеным электрическим светом. В комнате Маргариты Николаевны горели все лампы, какие только можно было зажечь. Под потолком люстры, на трюмо у зеркального триптиха два трёхсвечия, два кенкета по бокам шкафа, ночная лампочка на столике у кровати…» …Маргарита покинула Арбат и повернула в Плотников переулок. Здесь… – В этом месте вырвано пять листов (десять страниц) с текстом. Очевидно, это было сделано Булгаковым по причине слишком откровенных и активных действий Маргариты по отношению к врагам своего возлюбленного. Но и в следующей рукописной редакции полёт Маргариты над Арбатом описан весьма откровенно, с прозрачными намёками на преследователей мастера. Поэтому при подготовке окончательного варианта текста автор внёс в него существенные изменения, сгладив многие острые углы. Мы же этот значительный неопубликованный кусок текста из второй рукописной редакции включили в «Приложения» (см. главу «Полёт» [>>>]), тем самым восполнив уничтоженный автором фрагмент из первой рукописной редакции. Шабаш Отвратительный климат в вашем городе… – Булгаков и в этом эпизоде остаётся верен себе, обыгрывая одну из частых тем бесед в семье и в кругу друзей. Это – московский климат. За многие годы пребывания в Москве он так и не смог привыкнуть к нему. Осень и зима 1933 года была особенно неприятной, к тому же Булгаков часто болел. Приведём несколько записей в дневнике Елены Сергеевны за то время, когда Булгаков работал над главой «Шабаш»: 8 ноября: «…Холодно… Вьюга». 17 ноября: «Мороз. С трудом уговорили шофёра подвезти…» 4 декабря: «У Миши внезапная боль в груди…» 7 декабря: «Вечером у нас доктор… Нашёл у М.А. сильнейшее переутомление». 12 декабря: «Днём попытались с Мишей выйти на лыжах. Прошли поперёк пруда у Ново-Девичьего и вернулись – дикий ледяной ветер». 15 декабря: «Большой мороз. Но пошла. проводила М.А. в Театр…» А в письме к В.В. Вересаеву 6 марта 1934 года Булгаков жаловался: «Господи! Хоть бы скорее весна. О, какая длинная, утомительная была эта зима… Устал, устал я». — 326 —
|