|
От ноября до февраля — волчье темное время. Стучат зубами голодные волки. — Копоул Копоулыч, не косоурьтесь, расскажите-ка сказку! — просит Лейла. И знает Копоул, знает и перезнает много всяких докук и балагурья, да чуфырится: как можно, ведь тысячу и одну ночь терся кот в коленях у Шехерезады, когда рассказывала Шахриару сказки Шехерезада! — Это ни к чему не поведет, это, похоже, не выйдет! — вот и весь сказ Копоула: и на речи не ставится и на сговор не сдается. Скуки ради ходят Алалей и Лейла из горницы в горницу, смотрят в окно, И сколько раз, провожая студеные дни, нетерпеливые, они пересчитывали лысых, чтобы на двенадцатого лысого мороз пересел. Не слушал мороз Алалея и Лейлы: нагуляется по двору, засядет и сидит трескун на Кощеевом озере, выставит ветру свой красный нос. Расседает земля от мороза. Тяжки и плящи морозы. Кует зима звездный небесный свод. Днем, как и ночью, норовил Кот поспать, похрапеть, поваляться, позевать, потянуться, и уж ты от Кота ничего не добьешься — ни за холодную воду. Но нападал добрый стих: вдруг раздобрится Кот, поведет долгим усом — и начинается сказка, ладно удуманная, хорошо улаженная, зимняя Копоулова сказка. 1910 Упырь[285]Не ведьма Дундучиха застилает на ночь стол скатертью, не ступой закостила наброжая — кроет землю белый снег, летят-падают хлопья надранными лохмотьями, воет, вьется вьюга, выбухает вихорь, метет метель-поземелица, закуделила. Третий день и грустна и печальна коротает дни в серебряном тереме царевна Чучелка. Третий день, как печален и грустен уехал царевич Коструб за Лукорье. За морем Лукорье, там реки текут сытовые, берега там кисельные, источники сахарные, а вырии-птицы [286] не умолкают круглый год. Полпути не проехал царевич, занемог в дороге и помер. И в чужом краю его схоронили. Вот среди ночи слышит царевна, под окном кто-то кличет: — Чучелка, Чучелка, отвори! Вся зарделась царевна: узнала Коструба. Думает царевна: «Это он, это жених, царевич вернулся с дороги!» Встала. Отворила. — Бери свои белые платья, жемчуг. Я в чужом краю завоевал себе землю, мой подземный дворец краше Лукорья. Надела Чучелка белые платья, жемчуг. Спешит на крыльцо. А он ее за руку и на коня. Взвился конь, и помчались. Мчатся. Мчится царевич с царевной. Стрax змеей заползает на сердце: видит царевна, под нею не конь, таких не бывает, а ветер. Ветер-вихорь несет их сквозь темные леса, сквозь мхи и болота — ржавцы болота в шары-бары — пустое место. Поравнялись с церковью, повернули на кладбище. — 90 —
|