|
Было двенадцать часов дня. «Господи, – недовольно подумал я. – Чего еще этой сумасбродке от меня нужно? Придется ехать». Услышав мою просьбу об отпуске «на часочек», бухгалтер раскусил зубами невидимый лимон и, изобразив на лице соответствующую мину, сухо сказал: – Который это раз вы уезжаете среди занятий? Идите, но к часу будьте здесь обязательно. Сами, кажется, знаете, что работы гибель. * * *Полина Черкесова снимала крошечный флигелек в глубине большого двора и жила в двух комнатках совершенно одна. – Здравствуйте, – сказал я, здороваясь. – Какое землетрясение случилось с вами? Она бледно улыбнулась и усадила меня на оттоманку. Села напротив и, разглядывая собственные руки, сказала: – Я вас позвала на минутку. Я знаю, вы всегда относились ко мне хорошо, и, я думаю, не сочтете навязчивостью то, что я втайне называю вас своим другом. Как вы знаете, у меня друзей вообще нет… Ну, вот. В последний раз мне захотелось увидеть дружеское лицо. – Как – в последний? – удивился я. – Так. Через несколько минут, когда вы уйдете, меня уже не будет на свете. Я вскочил и схватил ее за руку. – В своем ли вы уме?!! Она с тихою улыбкой покачала головой и указала на ящик письменного стола. – Пузырек уже заготовлен. Надеюсь, вы не будете отговаривать и препятствовать мне. Это решение не случайное, а продуманное в течение долгого времени. – Да почему? – сердито закричал я. – Что за глупости? Что случилось? – Особенного ничего. Тоска, одиночество, ничего впереди. О смерти я мечтаю, как об избавлении. И потом – знаете что? Не будем отравлять последних минут пустыми и пошлыми уговорами и спорами. Мне сейчас так хорошо, так легко. Человек стоит на берегу тихой речки и, вдыхая запах травы, безмятежно любуется видом залитой солнцем полянки и темно-синего дальнего леса на горизонте. Кто-то подкрадывается сзади и вдруг с размаху ударяет созерцателя палкой по затылку… Сейчас я, приблизительно, был в положении этого выбитого из колеи созерцателя жизни… – Ну, бросьте! – сказал я неопределенно. – Сейчас просто у вас плохое настроение, а пройдет – и все опять будет хорошо. Здоровая, интересная, молодая женщина – и вдруг такие мрачности. Как не стыдно?! Хотите – пойдем нынче вечером в театр? Она усмехнулась. – Театр… Ах, как вы меня не понимаете! Теперь театры, и люди, и все человечество так далеко-далеко от меня. Знаете, меня даже уже немного интересует, – что там? Я совершенно не знал, какого тона мне нужно держаться. Уговаривать, – она на уговоры отвечала только снисходительным покачиванием головы. Принять это все в шутку и, поболтав пять минут о пустяках, уйти, – а вдруг она в самом деле после моего ухода выкинет какую-нибудь непоправимую глупость. — 226 —
|